Записки сумасшедшего Александр Боровский, заведующий Отделом новейших течений Государственного Русского музея, член жюри премии Кандинского-2008
Надо выработать общую стратегию. Стратегию травли Борофского, который вручил Беляеву премию. Именно травли. Чтоб он с ума сошел.
А. Осмоловский. Всем!
Прошла уже неделя со дня вручения премии Кандинского. Кое-кто уже успокоился, охолонился. А. Панов, насколько я могу судить по опубликованному радиоразговору с Е. Бобринской на СИТИ FM, даже извинился перед лауреатом, А. Беляевым-Гинтовтом, за «фашиста». Дескать, погорячился. Налицо всего лишь «декоративный консерватизм». Акт гражданского мужества на фоне всего того, что пришлось читать и слышать. На самом деле — приближение к норме поведения порядочного человека. Вот это, забвение элементарных норм этики хотя бы на поведенческом уровне, более всего меня удручает во всей этой истории. Не пугает — не брать же всерьез эскапады Осмоловского. Надо совсем уж потерять чувство юмора, чтобы разглядеть на этом «блюде студня косые скулы океана». Именно удручает. Ведь не о наших банкетных революционерах идет речь. О людях другой профессии — художественной. О нравах нашего профессионального общежития. О ситуации, которую я не могу иначе определить как — морок.
Потому что только мороком я могу объяснить некоторые совсем уж неприличные вещи. Ну не может лауреат предыдущего года клеймить претендента года нынешнего! Ну не может номинант, не получивший премию, с истерикой набрасываться на члена жюри! Ну не может солидный ресурс вывешивать форменный донос на одного из претендентов! И, наконец, не может все это быть незамеченным в пылу борьбы с «чужими»! Тут уже не о потере лица речь — о потере навыков какой-то личной поведенческой гигиены.
Собственно, нынешние события «вокруг премии» только обнажили давнишнее неблагополучие. Правда, с неожиданной силой. Пожалуй, начало «профессиональному стриптизу» положило обсуждение на openspace.ru, на которое Е. Деготь пригласила несколько московских практикующих критиков. Боже, каким саморазоблачительным получился материал! Создавалось впечатление, что собрались люди, безумно уставшие от художественной проблематики. Зато жгуче заинтересованные в проблематике околохудожественной. Кто, с кем, когда. Какие галереи что проплатят. Кто за чем стоит. Какие интриги плетет А. Ерофеев (на этом этапе дружили еще против него). Морок начинался. Ерофееву уже вменяли и отбор произведений на выставку, и саму экспозицию. О нормальном развитии событий — честном голосовании членов жюри согласно их эстетическим взглядам — никто уже и не помышлял. Баланс сил, выторговывание победы в одной номинации за счет уступки в другой. Причем — ни тени сомнения в том, что члены жюри — их же коллеги — могут пойти другим, нормальным, честным, цивилизованным путем. На этом этапе их еще даже ни в чем не обвиняли. Просто программировали их поведение. Согласно собственным представлениям о профессиональной этике. Далее «могучая кучка» прошлась по участникам выставки. Я никогда не слышал такого оскорбительного по отношению к художникам тона. Какие там профессиональные оценки — экспоненты рассматривались опять же с точки зрения того политиканства, которое с некоторых пор у нас считается критикой. Тон, увы, задавала «хозяйка дома». Высшая оценка, которой удостаивалось произведение — «мне оно не противно». Ну ладно, Катя. Талантливым людям многое позволено, в конце концов, она многое сделала, чтобы у нас было именно такое искусство, которое есть. К тому же как модератор она обязана была быть провокативной. Но другие! Как естественно все приняли предложенные обстоятельства (может, С. Хачатуров пытался протестовать, кто-то еще, но не в персоналиях сейчас дело)! Подобного самодовольно-вельможного тона по отношению к самым «малым сим» профессионального цеха никогда не мог позволить себе самый расзаслуженный деятель советского официоза! А угрозы уйти из профессии, если жюри решит «не по-моему»! Пунин не уходил из профессии до конца, Эфрос не уходил! В других, по-настоящему серьезных обстоятельствах. Самое смешное, что грозились уйти и те, кто, собственно, еще и не особенно вошел в профессию. Так, Д. Рифф тоже грозился «опять эмигрировать». Чуть выше Катя Деготь говорила о том, что объясняла ему значение названия полотна Б-Г. «Братья и сестры»: «Это из речи Сталина». С такими-то новоприобретенными знаниями самый раз рассуждать о судьбах русской культуры! Так что, как поется в цыганском романсе, — «Не уезжай ты, мой голубчик!» А то многое так и останется непознанным.
Так или иначе, тон был взят — кружковский, политиканский, принципиально антихудожественный и антихудожниченский! Я уверен, что он вовсе не характеризует этих ведущих критиков, моих уважаемых коллег, — просто они сорвали голос. В конце концов, они ценны не игрой во влияния, а совсем другим. Сами знают, чем.
Но ситуация развивалась по заданной логике. Когда стали известны номинанты, начался подлинный обвал. Openspace вывесил «на» Б-Г. форменный донос — с материалом, фактурой — всем тем, что было отработано официозом в достопамятные времена. Донос касался убеждений художника. Ату было дано. Очень скоро из «ультраправого почвенника» он стал фашистом и нацистом. Персонификатором всех страхов либеральной интеллигенции — от погромов до расстрелов. В борьбе с таким супостатом были уместны любые подмены: очень скоро вывешенные на сайты плакаты автора стали ассоциироваться с представленными на премию произведениями. Уместно было и позорное «обращение к городовому». В данном случае — иностранному: Дойче Банку. Он-то уж рассудит, он-то жюри вправит мозги! Давление на жюри было такое, что, увы, А. Ерофеев поспешил сообщить, что голосовал против Беляева. Бесполезно — нашлись другие грехи, лиха беда, начало! Но подлинная вакханалия началась, когда было обнародовано решение жюри. Которое — посмело! Аргументацию своих же коллег — не засланных из Аненербе, а работающих рядом десятки лет, — выслушивать уже никто и не собирался. И так все понятно! Пошли на поводу у фашистской бездари! Куплены! Пособники!
…В 1920–1930-е в Ленинграде работал замечательный карикатурист, естественно, погибший в тридцать седьмом, — Б. Малаховский. Мне довелось когда-то первым опубликовать о нем монографию. Так вот, у Малаховского есть такая карикатура. Эпиграф — «из газет»: на совещании советских композиторов Стравинский признан кулацким автором. Изображена была кондовая «кулацкая» семья: ражие мужики, бабы в платочках, детишки. Гоняют чаи — у мужиков даже пар из сапог. Полное благоденствие. Глава семьи говорит: «Эх, жаль, Стравинского нет. Сыграл бы он на гармошке».
Карикатура действенна и по сей день. Она — про политические ярлыки, которые коллеги цепляют друг на друга. Малаховский высмеял то, что смешным не было. Вполне вменяемые марксисты из ЛЕФа, затем РАППа и РАМПа, затем Лукач и любимый нашими тихими левыми Дымшиц привили традицию описывать перипетии художественной борьбы в терминах борьбы политической. Традицию самоубийственную. И очень живучую. Когда всех этих деятелей вывели в расход (кого в буквальном, кого в иносказательном смысле), думали ли они, что отчасти сами виноваты? Что грубым сталинским приговорам предшествовали приговоры, так сказать, интеллектуального свойства? В системе терминов, в которой они жили, Стравинский вполне мог быть действительно кулацким автором: в его тематике и мелодизме было много русского, национального, почвенного, — чем не кулак? А можно сюда присоседить и Кандинского: почвенное было? — как же, «изба». Сюда еще цитатку по «национальному вопросу». Можно и ницшеанство приплести. И — махизм (Дымшиц в последние годы любил критиковать абстракцию с позиций ленинской теории отражения). Сегодня не важно, верили ли «неистовые ревнители» в свои политические инвективы или просто расчищали себе лужайку (думаю, не без того). Жизненно важно не повторять ошибок. Не прокурорствовать. Тем более что душок борьбы «за лужайку», за «своих» против «чужих» очень уж ощутим. Потому что если накалять внутрихудожественную борьбу до нынешнего идеологического градуса, принимать политические решения будут совсем другие люди. Не Б-Г. И не по его поводу. По нашему с вами. Причем систему терминов-приговоров возьмут у вас.
Неужели не заметно, куда волна катится? Вот Катя Деготь оживляет старый добрый жанр «призывания к ответу». Надо думать, речь идет о жюри. И что же? Тут же находится какая-то мелочь, которая «призывает к ответу» уже ее саму. Вообще заметно, как меняется тон некоторых авторов ЖЖ, особенно из числа профессионально малоизвестных. Пишут все развязней и озлобленней, не стесняясь уже собственных проблем компенсаторного плана. Люди пишут вроде бы на темы искусства, а незаметно опускаются до уровня записных ЖЖ-мастурбаторов. Вот, некто Diakonov пишет о Вашем покорном слуге: «А. Боровский, известный крайней неразборчивостью в связях с художниками и институциями и высокой стоимостью своих текстов». Объяснять автору, мне лично незнакомому, что писать в таком тоне о старшем коллеге, тем более заглядывать в чужой кошелек, неприлично, — не буду. Это вопрос воспитания. Саморазоблачительность этого пассажа тоже не акцентирую: в конечном итоге и связи, в том числе опасные, и гонорары могут вызывать естественную зависть. Подчеркиваю только уровень коммуникации: подобное снижение возможно только в ситуации, когда «старшие товарищи» дали отмашку. Не думаю, что они довольны результатом.
Теперь позволю себе высказаться собственно по поводу лауреата нынешнего года. Почему я, конкретно, голосовал именно за него. В число номинантов, если кто помнит, вошли трое: Б. Орлов, Д. Гутов и А. Беляев-Гинтовт. Гутов в моем представлении вошел в тройку «из уважения»: заслуженный художник, он выставил далеко не удачную свою вещь. Такое вот у меня (и — не только у меня) создалось мнение, без всяких привнесенных обстоятельств. Орлов выставил мощную работу, мою любимую, отличную от обычной антигосударственной риторики шестидесятников: его парящие самолеты-валькирии несут и оторопь, и суггестию тоталитарного. Почему премия — не ему? Только в силу положения о премии: актуализация современных контекстов предполагает работу текущего времени. Если бы премию давали «за заслуги», «за вклад» — у Орлова не было бы соперников. Орловский же проект носит многолетний характер. Беляев-Гинтовт выставил работу, показавшуюся мне наиболее отвечающей положению о премии Кандинского: она не только сфокусирована на современной проблематике, но и формирует ее. Слабой, или иллюстративной, или декоративной, я ее никак не назову: современное понимание медийности (претворение классической фотографии), способность артикуляции материала в образных целях. Автор работает с материалом вполне отрефлексированно, посылая некий содержательный месседж. Родина — это золото (причем сусальное) и грязь, и почва, и типографская краска. Он всегда умел заставить материал работать pro и contrа темы: еще в «Новоновосибирске», показанном в Русском музее и московском Музее архитектуры, он свои (и Молодкина) мегапостроения выполнял шариковой ручкой. То есть казнь египетскую, лагерный труд артикулировал в своей мегаломании! Точно так же и теперь: я в статье для выставки в галерее «Триумф» писал об его работе с материалом как об эталитарном эстетизме, думаю, это верный термин. (Кстати, меня уже обвиняли в самом сотрудничестве с этой галереей. Тогда уж — и с другими: я только на этой премиальной выставке так или иначе соприкасался с десятками художников и минимум с пятеркой галерей. Как и любой практикующий критик. Любителям конспирологии — копать и копать. Как говаривал Ленин: «Какое увлекательное поле для марксиста!»). Актуальность? Самая непосредственная: автор работает с темой государства. Точно так же как— на этой выставке — Орлов, Шеховцов, несколько молодых. Причем работает — тоже с определенной, вполне читаемой непредвзятым глазом дистанцией. Пожалуй, только в том отличие, что он вводит компонент почвы. Вполне, кстати, диалектически: в оппозиции золота и грязи (в этой серии, если бы кто поинтересовался, у него есть и тема баб военной поры, пашущих на танке, и образ снайпера под колоколом, и портрет чеченского президента под портретом Путина, то есть декларируемой оппонентами однозначности не было и нет). Может, раздражает сама тема почвы? Ну а Кифера куда, тоже в фашисты? А Бойса? Страшно сказать, мне вспоминаются отличные инсталляции и видео Д. Гутова, отсылающие к русской и советской классике. Он там грязь мешает, землю. А что это, как не почва? Может, и он консерватор-почвенник? Слова «Россия», «Родина» звучат слишком патетично? Дескать, претендовать на размышления на эти темы — значит, разыгрывать роль «большого художника». Мы и на самом деле готовы отдать эту тему — исторических размышлений — художникам духоподъемного типа. Но кроме глазуновщины, были «Русь уходящая» П. Корина, отличные вещи В. Попкова, Г. Коржева. Без них, конечно, уютнее: жить вообще хочется в собственном масштабе ценностей. Но кто сказал, что актуальному искусству внеположены парадигмы почвенные, геополитические и пр.? Да, если морок стряхнуть, сами вспомните десятки примеров.
Думаю, остракизму Б-Г. и выбравшие его члены жюри подвергаются не из-за собственно произведений, представленных на премию. Ведь кто только с ним ни работал из известных курторов. Весь этот шум — совсем из-за другого. Из-за социального активизма. Не думал, что мне придется когда-нибудь вникать в политические взгляды какого-нибудь художника, для этого есть другие институции. Мне лично евразийство не близко. Хотя бы потому, что любые экзотичные (как элегантно выразился один английский журнал) политико-историософские течения у нас не равны себе и рано или поздно используются как жупел. То есть изначально виктимны, как бы предрасположены к тому, что их будут использовать негодяи. Но и запрещать художнику иметь какие-то, кроме либеральных, взгляды, кажется мне диким.
Для меня единственным критерием запретности является показатель человекоедства. Есть он — активист — уже не художник. Б-Г.— я был вынужден внимательно просмотреть материал — человекоедского не выказывал, никого по признакам национальным, конфессиональным, политическим — не ущемлял. Более того — это уже мое мнение — весь этот активизм является частью художественного проекта. То есть манками, которые он рассыпает. Для той же актуализации контекстов, о которой идет речь. Ну кто, в самом деле, может принять как руководство к политической борьбе плакат «Наш сапог свят»? Или — именно так, архаично — «Мы будем лечить вас йадом»? Так и вижу группу наших продвинутых критиков в позах отравленных. Йадом. Точно так же артистичные плачи Ярославны — Михайловской на сайте — считать агитацией? Наверное, я уже сумасшедший, Осмоловскому незачем трудиться. Мне удивительно, как опытные люди повелись на все эти манки. Как по заказу. Если бы я был конспирологом, я бы вообще счел всю эту историю заговором. Если же говорить серьезно, мне хочется думать, что Б-Г. продолжает в этом плане линию С. Курехина и Т. Новикова. Те тоже включали в свой художественный проект момент социального активизма, скажем, экзотического толка. У них тоже появлялись свои карманные дугины. С единственной целью — манипулировать контекстами. Либеральные критики много возмущались. Они не понимали одного — художник манипулирует политическим, а не наоборот.
Есть ли сегодня в этом, то есть в том, что художник и не заметит, как политическое станет манипулировать уже им, реальная опасность? Конечно, есть. У нас любое политическое потенциально чревато человекоедским. Евразийство — тоже. Как, впрочем, и самый тишайший марксизм. Вопрос для художника один — не заиграться. Примеры были. Я почему-то уверен, наблюдая искусство Беляева-Гинтовта, — он не заиграется. Не потеряет корреляцию между социальным активизмом и собственно искусством. Слишком уж разительным получился эффект. А вот некоторые его оппоненты слева — уже потеряли. Уже заигрались в борьбе с супостатом. Перешли на ярлыки, «апелляцию к городовому» (Дойче Банку). Впрочем, им все прощается — они ведь свои.
Пора суммировать. Надо как-то выходить из глупого и унизительного положения, в котором очутилась часть нашего сообщества. А то скоро будем следовать предложению, кажется, М. Сидлина, который в одной радиопередаче запальчиво предложил определиться. С кем вы, мастера культуры? С фашистами-расистами или с нами? Мне такой призыв кажется оскорбительным. Определяться все-таки надо по принципам профессиональным: или мы будем охотиться за ведьмами и назначать супостатов (кстати, не исключаю, подталкивая оппонентов в нужном для наглядности направлении), или все же будем заниматься своим профессиональным делом. Возможно, даже, признав, как это сделал А. Панов, что переборщили с «фашистами». Или даже — страшно подумать — извинившись перед художником. И — перед своими коллегами, членами жюри. Впрочем, о чем это я. И вправду сумасшедший.
