Многополярность как тема и способ мыслить принадлежит не только сфере политики, но, пожалуй, в первую очередь сфере философии. Как ни ценны для нас классические философские опыты, онто-гносеологический и социально-этический универсализм (в противоположность культурному плюрализму) является тем, что философия Нового времени, мысль Просвещения, лежащая в основании либеральной политической теории, наследуют предшествующей интеллектуальной традиции Европы.
История становления многополярного мышления, разворачивающаяся в сложных оппозиционных конфигурациях по отношению к различным аспектам универсалистской макро-тенденции слишком сложна, полна нюансами и неочевидными связями моментов, чтобы сегодня мы могли решиться воспроизвести ее в полноте. В этой связи сразу отметим, что цикл работ, открываемый настоящей статьей, скорее обещает стать собранием набросков, критических пассажей и – все же таки – обобщений, которые претендуют не столько дать отчет о состоянии и объеме многополярной мысли, сколько стать актуальным опытом такого мышления в собеседовании с другими его носителями и предтечами.
Итак, под многополярной мыслью понимается совокупность философских, философско-исторических, социально-философских, антропологических, этносоциологических, культурологических, политологических, политических и даже художественных штудий, которые обнаруживают способ мышления, существенно отличный от либерально-просвещенческого универсализма. Следует еще подчеркнуть, что речь идет об опытах, не сводимых к содержанию тенденции «угасания» универсалистского западно-европейского логоцентризма в направлении самоназванного постмодернизма (от Платона через Декарта к Делезу); однако же дело не следует представлять так, что наряду с этой линией существуют какие-то периферийные явления и они-то нас и интересуют – нет, скорее имело бы смысл рассматривать саму эту линию как лишь один из возможных (и, пожалуй, бесперспективных) маршрутов поиска нового мышления. Таким мышлением, которое нам хотелось бы обрести и в котором обосноваться, и является мышление многополярное.
Путями наук о человеке
Одной из важнейших областей, в рамках которых впервые намечены подступы к многополярному мышлению, является область изучения традиционных обществ.
Эпоха великих географических открытий дала первые предпосылки для развития того, что сегодня осуществляется под именем планетарной глобализации. Это была эпоха проб и приложений сил европейца во многих доселе неосвоенных им областях. Воодушевленный триумфом технического прогресса, он уверенно и бодро двигался в сторону того, что Мартин Хайдеггер называет «господством над Землей». Приключения, экзотика и неизменное чувство превосходства сопровождали европейца на пути его встреч с неевропейскими культурами. Первые опыты рефлексивного осмысления этих соприкосновений вполне поддаются квалификации в выработанных позднее этносоциологических терминах: ровно в той же степени, в какой это присуще людям традиционных («примитивных») культур, европейцы смотрели на представителей чуждых культур как на не-людей или неполноценных людей («варвары», «дикари», «звероподобные»). Вполне расисткие пассажи, за которые сегодня их авторы рискнули бы понести правовую ответственность, встречались в приключенческих романах и путевых заметках той поры во вполне обычном порядке. Имела место парадоксальная с точки зрения более поздней рефлексии ситуация: тот факт, что «цивилизованные» европейцы квалифицировали «примитивов» как недолюдей, вполне роднит их с этими самыми «примитивами», поскольку именно так проявляет себя присущее традиционным этническим культурам этноцентрическая установка: понятие «человек» вполне равнозначно только понятию «представитель данного этноса» (культуры, языковой общности), все остальные, находящиеся за пределами этно-культурного мира – это либо мертвецы, либо демоны, либо иные существа таинственной природы.
Расизм как европоцентризм
В полном соответствии с этноцентрической установкой первым по времени господствующим трендом в изучении неевропейских культур стал расизм (следует особо подчеркнуть, что расизм в качестве компонента государственной идеологии Третьего Рейха, фашистской Италии и ЮАР рассматривается исследователями вопроса, в частности, Владимиром Малаховым как рецидив широко практиковавшегося на протяжении 17-19 вв. общеевропейского, включая американский, расизма). Тогда как патриархом «научной» расистской мысли считается француз Ж. де Гобино (1816-1882), расизм составил подоплеку политической практики европейских колонизаторов и рабовладельцев задолго до того, как приобрел соответствующее наукообразное оформление.
Согласно расистской доктрине представители неевропейских культур отличаются от европейцев на видовом уровне, то есть по самой природе не способны достичь уровня мышления, технического и социально-политического развития, достигнутого европейцами в Новое время. Последний момент особенно важен в свете различения расизма классического (основанного на идее превосходства одних рас над другими) и так называемого дифференциалистского расизма (утверждающего неснимаемость расовых различий и несовместимость расовых культур без акцента на превосходстве). Если совместимость последнего с теорией и практикой многополярности подлежит обсуждению, то первый, составивший концептуальную подкладку европейской планетарной политической экспансии до 19 в., прямо противоречит многополярной установке.
Эволюционизм как европоцентризм
Со второй половины 19 в. расизм уступает место гораздо более респектабельному, перспективному и в известном смысле до сих пор влиятельному эволюционистскому подходу к анализу обществ. В рамках последнего неевропейские культуры рассматриваются как находящиеся на более ранних, «примитивных» стадиях прогрессивного культурного развития. Признанным патриархом социального эволюционизма является Герберт Спенсер (хотя существенные вклады в утверждение прогрессивно-эволюционистской парадигмы были сделаны задолго до него в рамках просвещенческих интеллектуальных стратегий и, особенно, в фарватере классического позитивизма Огюста Конта). Убежденными эволюционистами применительно к науке о культуре являются англичанин Эдвард Тейлор и американец Льюис Морган, так или иначе эволюционистской установки (отраженной в категориях «развития» и «развитости», «технизации», «методологической универсализации» и им подобных) придерживаются Адольф Бастиан, Дж. Фрезер, Уильям Самнер, Люсьен Леви-Брюлль, Лесли Уайт (идеолог неоэволюционизма, убежденный противник культурного плюрализма), Эрнест Геллнер. Ведущим тезисом эволюционизма является утверждение принципиального единства логики культурного развития человеческих обществ: на путях этого развития всем народам (в качестве исторически случайных сегментов единого человечества) суждено пройти основные этапы, так или иначе сводящиеся к трем: первобытность (дикость, примитивизм, «детство» культуры, древний мир), варварство (в общих чертах соответствующее «военному типу» Спенсера и Средневековью европейской историографии), цивилизация («зрелость» культуры, индустриализм, научное мировоззрение, Новое время).
В абстрактно-этическом плане эволюционистская точка зрения кардинально отлична от расистского решения. «Дикари» признаются людьми принципиально, но фактически квалификация их достоинства имеет нечто схожее с отношением к детям или душевно больным (на принципиальном для нововременного антропологического мышления размежевании людей на психически здоровых и психически больных нам, быть может, еще доведется остановиться в связи с анализом интеллектуальных опытов Мишеля Фуко): дикарь, согласно расхожей формуле Просвещения, не будучи способен самостоятельно пользоваться собственным разумом, влачит существование в рамках сложного комплекса «предрассудков». В практическом же плане этот «сдвиг» мало что давал: если прежде жестокое и в буквальном смысле слова «нечеловеческое» обращение европейских колонизаторов с автохтонами оправдывалось полным отсутствием у них человеческого достоинства (напомним, что согласно Рене Декарту лишь человек обладает «мыслящей субстанцией» души и может переживать, например, страдание, животные же принципиально являются созданными природой сложными автоматами), то теперь колонизационная политика, включая сюда случаи геноцида, могла быть преподнесена как протекторат более развитых над менее развитыми ради пользы и тех, и других (знаменитое стихотворение Р. Киплинга «Бремя белого человека» дает представление о том, как, в сущности, недалеко его автор ушел от прямолинейного расизма: Неси это гордое Бремя / Родных сыновей пошли / На службу тебе подвластным / Народам на край земли / На каторгу ради угрюмых / Мятущихся дикарей / Наполовину бесов / Наполовину людей). Не даром в академической среде 20 века комплекс штудий, произведенных в границах эволюционистской парадигмы, нередко характеризуется как «колониальная наука».
Позднейшая поправка диффузионистской школы и теории «культурных кругов» (Фридрих Ратцель, Роберт Гребнер) на роль межкультурного взаимодействия и реверсивности социальных изменений сравнительно немного дала для преодоления в целом сохранявшей до начала 20 века прочные позиции эволюционистской установки.
Наука на повороте
Перелом намечается на рубеже веков – причем «очаги» нового мышления дают о себе знать на территории сразу нескольких различных национальных научных школ и дисциплинарных специализаций. Важнейший импульс в сторону новой парадигмы знания об обществах изошел из внутренней логики развития самих социологии и культурной антропологии как институализирующихся дисциплин. Речь идет о методе «включенного наблюдения», взятом на вооружение и обоснованном английским антропологом польского происхождения Брониславом Малиновским, ставшим основоположником влиятельнейшего направления в науках о культуре – функционализма. Концептуальное значение метода «включенного наблюдения» заключается в том, что в результате непосредственного участия исследователя в жизни изучаемого общества достигается снятие жесткой субъект-объектной дистанции по отношению к предмету изучения. Критерий «понимания» (которым, согласно концепции Вильгельма Дильтея, характеризуются «науки о духе» - в отличие от «объясняющего» принципа «наук о природе») того или иного аспекта деятельности изучаемого общества увязывается с усвоением того смысла, который данное действие имеет для представителей самого изучаемого общества, что было невозможно в тех случаях, когда наблюдаемые явления оценивались с точки зрения представлений, культурных стандартов и ценностей европейской культуры. Принцип «включенного наблюдения» раскрывает свое методологическое значение в непосредственной связи с таким представлением об исследовательском успехе, который достигается в результате самоизвлечения ученого из собственного культурного контекста и помещения в контекст изучаемой культуры.
Новое антропологическое кредо
На основе сходных методологических интуиций американский современник Малиновского Франц Боас выдвигает революционную по отношению к господствовавшей прежде эволюционистской установке исследовательскую программу. Эта программа легла в основу исследований многочисленных учеников Боаса, составивших цвет основанной им американской школы культурной антропологии. Основные из интересующих нас положений программы следующие:
- общество может быть изучено только в полевых условиях, т.е. в процессе реального «эмпатического» включения исследователя в его функционирование.
- критерии для оценки тех или иных элементов жизни данного общества могут быть взяты только из самого этого общества, никаких научных оснований для интерпретаций событий, норм и ценностей данного общества с нормативно-ценностных позиций другого общества (прежде всего – того, к которому изначально принадлежит исследователь) нет.
- принципиальное значение в плане социо-культурной морфологии имеет язык, на котором говорят члены данного сообщества.
Последнему пункту мы еще уделим специальное внимание – когда отдельно рассмотрим тесную связь, образованную в процессе развития атропологии и лингвистики. Второй же пункт, в частности, накладывает прямой запрет на попытки объясняющей редукции культурных форм к тем или иным детерминирующим аспектам (расе, уровню технического развития, политической организации и т.д.), коль скоро значимость последних, будучи усмотрена исследователем, не признается самими членами изучаемого общества.
Позднее один из наследников Боаса Клиффорд Гирц сделал важный вклад в реализацию исследовательской установки на «концептуальное невмешательство», выдвинув методологический постулат «плотного описания» исследуемой культуры. Приверженность установке на «плотное описание» означает отказ от выделения существенных сторон жизни общества на основе каких бы то ни было категорий (даже – и в особенности - таких, казалось бы, самоочевидных, как противопоставление «природы» и «культуры», использовавшееся, в частности, учителем Гирца Клайдом Клукхоном) в пользу «рассредоточения внимания» по всему массиву культуры во всех ее материальных и духовных аспектах, включая мельчайшие детали быта. В скобках отметим, что идентичный подход практикуется в рамках Новой исторической науки (более известной как школа «Анналов»), вклад которой в становление многополярного мышления также заслуживает отдельного внимания.
Примерно в то же время, в которое работали и публиковались Малиновский и Боас, большую популярность приобретает труд немца Освальда Шпенглера «Закат Европы». Со своей стороны Шпенглером был воспринят ряд существенных положений «философии жизни» и парадигмы «наук о духе» (Бергсон, Дильтей), обладавших серьезным потенциалом к преодолению универсализма, эволюционизма и их неизменного спутника – европоцентризма в изучении обществ в историческом разрезе. Изложенные в труде позиции, в общих чертах соответствующие теоретико-методологическим установкам поздних диффузионистов, функционалистов, структуралистов и культур-плюралистов от антропологии, дали основу для развития социально-исторической школы «культурно-исторических типов» (этот терминологический оборот заимствован из словаря российского предтечи Шпенглера – Николая Данилевского). Основные постулаты данной теоретико-исследовательской ориентации суть следующие: деление истории человечества на универсальные этапы развития отрицается как ненаучное в пользу представления о множестве самостоятельных эпох-культур, обладающих уникальными индивидуальными «душами», развивающихся по сугубо собственным законам и поддающихся интерпретации лишь благодаря применению метода аналогии; таким образом, речь о единой всемирной истории вообще не имеет ни научного, ни гуманитарного смысла; соответственно, суждение об исторической значительности той или иной эпохи не может быть вынесено в принципе, но лишь с точки зрения влияния, какое данная культура оказала и продолжает оказывать на культуру (цивилизацию), современником которой является исследователь.
Отметим, что шпенглеровское понятие «морфологии» (использовавшееся также отечественным структуралистом Владимиром Проппом) концептуально соответствует понятию «структуры», взятому на вооружение основателем школы «структурной антропологии» Клодом Леви-Строссом. В рамках данной школы культур-плюралистические ориентации предшественников приобретают наиболее отчетливое выражение. Однако прежде чем вести речь о структурной антропологии, следует вернуться во времени назад и обратить внимание на уже отмеченную нами связь между антропологией и лингвистикой, характеризующую развитие этих дисциплинарных областей европейской науки в интересующем нас направлении.
