Консерваторы напрасно подарили свободу постмодернистам. Как только ее получили последние, они тут же отменили все проявления консервативного. В итоге консерваторы получили красочную виртуальную картину, где, как рассказывает профессор Дугин, одна рука бьется за права с другой рукой. Субъектами взаимоотношений становятся уже не люди, а их части. Для любого консерватора картина ясна – речь идет не просто о постмодерне, а о постмодерне рабов, слабых до невозможности совладать даже с собой. Значит, имеет смысл поговорить о постмодерне Господ, если такое понятие имеет право на существование.
Итак, консерватор, который является противником постмодерна – это, прежде всего, свободный человек. Как проявляется его свобода? Через жестокость, секс и голод. Обо всем по порядку.
Жестокость
Речь не идет о эвфемизированных садистских перверсиях, при помощи которых в странах, считающих себя демократическими, пытаются очернить любое проявление вертикали. Жестокость, прежде всего, подчеркивает положение низа и верха, тез самых категорий, которые постмодерн рабов пытается снять и запретить. Стоит отметить, что жестокость демократична. Одна из победивших рук в постмодерне непременно становится сильнее, поскольку на ее счету победа. Но это является для нее приговором – она тут же отправляется в Гаагу к Радовану Караджичу, потому что тут же появляется вертикаль с низом и верхом. В постмодерне Господ институт рабства будет всегда открыт, никто не станет его отменять. Раб всегда может остаться рабом. Консерватор – это, прежде всего, жестокий человек, всегда подчеркивающий свое превосходство над рабами. Он жесток не потому, что он садист и любит смотреть на «страдания» рабов, но потому что находится в постоянной войне с постмодерном, который пытается навязать ему рабство, заставить ползать и отменить вертикаль.
Секс
Консерваторы и постмодернисты говорят о сексе на разных языках. Но, если постмодернизм не стесняется говорить о том, как он понимает интимные взаимоотношения, то консерватор всегда старается уйти от темы, пускаясь в абстрактные категории. Создается ощущение, что консерватор не занимается сексом и вместо священных идеалов попросту страдает комплексом кастрации. Консерватор должен говорить о сексе и стремиться к его здоровым проявлениям. Если он перестанет это делать, то Постмодерн тут же предложит ему гламур, порнографию, феминисток, гомосексуалистов, мутантов, киборгов и тело без органов. Потому что даже оргазм для них – это ограничение их постмодернистской сексуальности. Анима и Анимус – это мужское и женское, а не виртуальное. Поэтому консерватор хочет секса и получает его.
Голод
Постмодерн, как мы помним, обращен уже не столько к человеку, сколько отдельным его частям - желудку, коже, зубам, рукам и другому. Именно через функциональное перенасыщение каждого из них по отдельности новая эпоха добивается их равноправия и отменяет их внутреннюю иерархию, которую и представляет из себя человеческое существо. Вместо Господина свободу получает его желудок, и он под давлением килограммов падает с трона на землю, к рабам. Для консерватора голод – это, прежде всего, набор аскетических практик, призванных осуществлять внутренний контроль над иерархией тела. Консерватор всегда голоден. Но не потому, что у него нет еды, а потому что для него важнее власть. И эта власть, читай жестокость, проявляется не только по отношению к другим, но и к себе.
Жизнь консерватора не должна быть похожа на жизнь серой моли, которая возмущена, что ее подвинули с насиженного историей места. Жизнь консерватора всегда опасна, гиперсексуальна и неутомима в своей голодной жажде господства. Консерваторы – строители постмодерна Господ.
