Русский философ-евразиец Лев Платонович Карсавин осмыслял проблему личности фундаментальней и глубже, чем кто-либо другой. Именно его персоналистские разработки были гармонично интегрированы в структуру политической философии евразийства, оказав влияние на теорию права, социологию, концепции истинного национализма и идеократии. Подход Карсавина отличался как от персонализма Н.А. Бердяева, так и от персонализма Н.О. Лосского. Концептуальным «водоразделом» между этими подходами стала, прежде всего, теория симфонической личности. Данная теория, по мнению Карсавина, не является абстрактной, а отражает реальность органического бытия различных уровней социума (семья, народ, государство и др.). Кроме того, она глубоко укоренена в русской культуре, о чем говорит ее близость к идее соборности, философским осмыслением которой занимался выдающийся славянофил А.С. Хомяков.

Именно учение о симфонической личности стало предметом обсуждения на семинаре, посвященном евразийству, который прошел 28 апреля в стенах тюменского ВУЗа. Основы этой теории были блестяще представлены тюменским философом д.ф.н. Кондаковым В.А.

Что же такое симфоническая личность? Это - мощный философский ответ западному индивидуализму, выросшему на почве протестантской этики и концептуально разработанному философией либерализма.  Последняя предлагает «в качестве  единственного принципа и главного понятия идею человеческого индивидуума: человечество состоит из людей, и каждый из них, несмотря на свою отдельность и помимо нее, понимается как выразитель сущности человечества»[1]. Так писал выдающийся социолог Луи Дюмон. Таким образом, либерализм считает, что всякое человеческое сообщество состоит из отдельных, равных, независимых и самодостаточных монад, каждая их которых является высшей ценностью. Карсавин же заявляет, что каждый элемент симфонической личности, т.е. собственно отдельный субъект (который в свою очередь также является симфонической личность долее низшего порядка), сам по себе является неполноценным. Реализация человеческой личности возможна только благодаря осуществлению ее как части чего-то большего, т.е. только посредством интеграции в иерархию личностей, которые все вместе составляют единый организм, симфоническую личность. Высшая степень упомянутого процесса поясняется понятием жертвы. Личности жертвуют собой ради блага целого и тем самым максимально актуализируют свою сущность. Итак, симфоническая личность – это абсолютное единство и абсолютная множественность «элементов» более низшего порядка. Это – над-индивидуальное личностное образование, которое охватывает исходную индивидуальность и осваиваемое ею окружающее бытие. Это означает, что симфонические личности включают не только человеческие личности. Карсавин пишет, что «тварное бытие в целом – симфоническая личность»[2].  Эта особенность намекает на некоторые геополитические параллели, т.к. подчеркивается связь (даже единство) бытия симфонической личности (к примеру, народа или государства) и окружающего пространства. Отсюда и сакрализация почвы и Родины как Матери-земли в традиционных культурах как чего-то неразрывно связанного с обществом.

Симфонические личности могут взаимодействовать, переплетаться и образовывать иерархические структуры.  Из этого следует, что они могут быть низших и высших порядков, причем первые становятся моментами последних. Человеческая же личность – это симфоническая личность самого низшего порядка, «подножие всей иерархической пирамиды», как заметил Хоружий.

Цель тварного бытия – достижение совершенного единства («усовершение»), которое есть Церковь как Тело Христово. Для любой личности усовершаться значит как можно совершенней актуализировать в себе, как в «моменте», высшие симфонические личности; для усовершения «всякая личность должна осознать себя как свободное осуществление высшей личности»[3].

Таким образом, в концепции Карсавина проявляется чисто социологическое мышление, «социоцентризм», примат коллективного над индивидуальным.  Общество и, более того, человечество рассматриваются как некая космическая личность. Вспоминаются «Адам Кадмон» каббалы и Пуруша Ригведы как символы иерархизированного бытия общества и Универсума.  Индивид сам по себе не имеет собственной сущности и подлинного бытия, он лишь абстракция.  Но именно либерализм стремится сделать из человеческой личности как части Личности независимую монаду, индивида! Токвиль откровенно раскрывает эту сущность и назначение либеральной демократии представляя поистине зловещую картину: «демократия не только заставляет каждого человека забыть своих предков, но скрывает от него потомков и отделяет его от современников; она беспрестанно возвращает его к самому себе, и угрожает в концов полностью затворить его в одиночестве его собственного сердца»[4]. Конечно, могут заявить: «А не этому ли учат традиционные доктрины мистического аскетизма и отшельничества?» Но сходства лишь внешние. Данное либеральное «отшельничество» не имеет ничего общего с традиционным затворничеством, ибо подлинный отшельник намного ближе к этому миру, к обществу и Бытию вообще, чем любой социально активный субъект. Уходя от мира, мистик постигает сущность Бытия и соединяется с ним, переживая каждый его трепет и каждую вибрацию как свои. Это вытекает из антропологии. Человек Традиции не сводится к своему биологическому и даже психоментальному уровню. Он имеет в себе частичку Целого, актуализировав которую и познает абсолютную истину «Тат твам аси» («Ты есть То»), как говорится в индийской традиции. Для западного мышления человек является, самое большее, мыслящим субъектом Декарта. Это есть минимальный гуманизм либерализма. Так что, «возвращение к себе» и к «сердцу» является поистине онтологическим одиночеством, что является результатом «кризиса разделения» (Ги Дебор). Упомянутое сердце не приводит к тому, что выше индивидуального уровня. Это сердце - не сердце исихастов, не хридайя индийской традиции, не синь даосизма, а лишь абстрактная метафора, застывшее безжизненное слово.

Несмотря на нынешнее господство индивидуализма подобная идеология является чистой абстракцией. Луи Дюмон как раз именно об этом и пишет: «Такое общество, каким его мыслит индивидуализм, никогда и нигде не существовало … в силу того, что индивид всегда жил социальными идеями»[5]; «наше само-восприятие как индивидов является не врожденным, а приобретенным. В конечном счете, оно нам предписано, навязано обществом, в котором мы живем»[6]. Наше общество обязывает нас быть свободными (Дюркгейм).

Льва Карсавина, как впрочем и Дюркейма, часто критиковали за подобный «социоцентричный» подход, обвиняя в оправдании тоталитаризма, и создании для него философского обоснования. Подобная критика звучит из уст Бердяева, Флоровского и др. Но данная критика является поверхностной, т.к. евразийцы били теоретиками органического государства, а не механического, каковым является тоталитарное государство.

Традиционалист Юлиус Эвола так раскрывает эту концепцию: «Органичным можно считать государство, обладающее единым центром, каковой суть идея, сама собой действенным образом формирующая все его области; ему не ведомы раздробленность и стремление к «самоуправству» со стороны отдельных частей, ибо благодаря системе иерархического представительства каждая из них наделена относительной самостоятельностью, имеет свое поле деятельности и внутренне связана с целым. Именно «целое» составляет суть рассматриваемой нами системы, которая представляет собой гармоничное и развернутое духовно единое целое, а не скопление элементов, раздираемое взаимоисключающими интересами»[7]. Централизация осуществляется только посредством авторитета, а не путем насильственного подчинения. Силу и давление применяет на самом деле только слабая власть,  лишенная подлинного авторитета и духовной легитимности.

Кроме того, примат Целого не подразумевает закабаление частного, а единство не обозначает единообразия. «Существенным элементом всякой органической системы является как относительное многообразие, так и относительная децентрализация, масштабы которой могут быть тем шире, чем более духовным и в некотором роде трансцендентным характером обладает объединяющий центр, чем могущественнее его верховная уравновешивающая сила, его глубинное влияние»[8].

Внутри симфонической личности человеческая личность не только не теряет себя, но, на самом деле, обретает самое себя, свое уникальное качественное бытие благодаря связи с духовной осью, ведущей к абсолютной Личности, к Богу.

После обсуждения проблематики, связанной с учением о симфонической личности, прозвучал доклад, посвященный понятию консерватизма. Аудитории была представлена типология консерватизма, разработанная профессором А.Г.Дугиным. Она группирует все многообразие такого феномена, как консерватизм в следующие большие группы: фундаментал-консерватизм (традиционализм), либеральный консерватизм, консервативная революция. Последний тип включает т.н. социал-консерватизм как модификацию левых направлений. Евразийство же как некий синтетический тип консерватизма занимает совершенно особое место, т.к. включает в себя черты всех типов (кроме либерального) консерватизма, но, тем не менее, не сводится к ним.

Так, в среде тюменского студенчества проблемы консерватизма, с его философией, этнологией и социологией становятся весьма актуальными и вызывающими бурный интерес. Не зря  говорится, что именно молодежь является самым подвижным и пассионарным слоем общества. Считаем, что именно она, постигнув сущность подлинного консерватизма, может вырвать евразийские народы из инертной и пассивной   трясины, громогласно пробудить их ото сна, в который они были погружены в 90-е годы, и омыть их лица свежим и обжигающим своей чистотой дождем ВЕСНЫ, НОВОЙ ВЕСНЫ, ВЕЛИКОЙ ЕВРАЗИЙСКОЙ ВЕСНЫ!