В сознании обыденного человека в оппозиции к понятию «нормальный» стоит понятие «ненормальный». В самом широком смысле «нормальный» – это относящийся к любой норме («нормальная температура», вес, цвет и пр.). Но обычно словом «нормальный» определяют состояние психического здоровья, а «ненормальный» - сумасшествие.
Также очень часто понятием «нормальный» описывают желаемую жизнь: «Я хочу жить нормально». При этом, конечно, нет четкого понимания, что значит «нормальная жизнь». Для кого-то норма – иметь возможность слетать в Турцию или Таиланд, для другого – приобрести весь набор современных гаджетов или достаточно просторную квартиру, а возможно, все перечисленные блага сразу. Нормальная жизнь – зыбкое понятие, навязываемое общественными стереотипами, которые, в свою очередь, во многом формируются СМИ и рекламой.
Для большого количества людей норма – благополучие в семье, высокий уровень материального благополучия, хорошие отношения с начальником и коллегами по работе, что само по себе вполне заслуживает одобрения. Интересно другое: несогласный с желаемой нормой жизни, будь то поездка в Таиланд или комфортная жизнь для семьи, воспринимается как безумный, сумасшедший. Ты что, ненормальный? То есть две нормы – материальная и психическая – приравниваются.
Дело вовсе не в том, что жить в просторной квартире и летать на каникулы в Таиланд, а тем более, заботиться о благополучии своей семьи – плохо. Дело в том, что иерархия духовных ценностей далеко выходит за рамки «нормы». Таким образом, для человека, причастного к духовному, не только покупка новой модели смартфона, но даже, как это ни кощунственно звучит, материальное благополучие собственных детей не является главным.
Высочайшие духовные требования ставила перед человеком христианская религия, где «приобретение всего мира» не стоило вреда, нанесенного душе. Идеология, которая является политическим продолжением религиозной идеи, также выносит на первый план по отношению к материальному благополучию во всех его проявлениях готовность к жертве ради идеи.
Жертвуют своим существованием, то есть, как раз нормой. Способность к жертве есть героизм. Это выход за пределы обыденной человеческой сущности, в философской терминологии, «трансгрессия».
Готовность к жертве, с точки зрения обыденного человека – ненормальность. Так как в наше время обыденность господствует, «идейность» воспринимается в лучшем случае, как наивный максимализм, который рано или поздно будет изжит, в худшем – как сумасшествие. Но уже и в безумии, которое, как-никак, несет на себе некий романтический ореол, отказывают. Все чаще современное общество пытается «сорвать маску» с героя, то есть, свести его к пошлой обыденности, обнаружив в его героизме некий понятный (нормальным людям), чаще всего, корыстный, мотив. Поэтому в неимоверном количестве расплодились всевозможные желтые издания, копающиеся в грязном белье как исторических, так и современных деятелей, доводящие до сознания широкой публики, «как это было на самом деле». Далеко не всегда грязное белье реально, но разве это так важно? Важно другое: перевести на язык нормального сознания героический поступок, сущность трансгрессии. А в языке нормы соответствующих категорий просто нет, поэтому приходится оперировать с имеющимися. Они же, как правило, не идут дальше определенных физиологических подробностей, банковского сейфа, обучения детей и фасона мебели в спальне.
А.Г. Дугин в книге «В поисках темного Логоса» утверждает, что русский язык, в отличие от западноевропейских с их жестким логоцентризмом, не работает в системе да/нет. Он может сказать «и да и нет», «ни да ни нет», или даже ввести некий третий компонент. В качестве примера Дугин приводит слова «клен» и «неклен» для обозначения кустарника.
Отрицание в такой системе вовсе не значит небытие, оно может означать инобытие. Вместо оппозиции «нормальный – ненормальный» вполне можно представить оппозиции «нормальный – героический», «норма – трансгрессия». Таким образом, мы имеем дело с принципиально иным видом Логоса, еще не открытым и потому темным. Сами же мыслим в рамках привычного, ставшего универсальным западноевропейского Логоса, с точки зрения которого, система русского языка и выстраивающегося в ее рамках русского мышления кажется, по меньшей мере, чем-то странным и экзотичным.
Видя это несоответствие, не все наши граждане начинают ругать «вонючую рашку». Чаще впадают в депрессию, «почему мы не такие». Иногда же с поросячьим восторгом восклицая «эту страну не победить», восхищаются абсурдными с точки зрения иностранца языковыми конструкциями вроде «да, сейчас» в значении отказа действовать, совершенно не пытаясь проникнуть в сущность, выстроившую такую систему. Подобные люди беспечно радуются: «ура, мы ненормальные», что, может, и неплохо, но до мыслительной работы здесь далеко.
Наше задание – поиск русского логоса, темного с точки зрения привычной, нормальной, системы мышления, за пределы которой следует выйти. Наше задание – создать оппозицию «норма – героизм». Наша цель – трансгрессия.
В этом контексте особого внимания заслуживает личность барона Унгерна фон Штернберга. Вся его биография – череда бесконечных трансгрессивных поступков, инструкция «как делать не надо» для нормального человека. В декабре 1917 года русский гарнизон ст. Маньчжурия деморализован по объективным причинам: обстановка в стране неясная и тревожная, за что воевать и что защищать, совершенно непонятно, с материальным довольствием армии дела обстоят, надо полагать, не лучшим образом, а у каждого из солдат, конечно же, есть близкие, которые хотят нормальной жизни. Конечно, такая обстановка не располагает к героизму. Но для личности, готовой на преодоление собственной сущности, на «потерю души», подобное стечение обстоятельств – лучшая атмосфера для действия. Унгерн с соратником и пятью казаками разоружают деморализованный гарнизон и готовят отряд для борьбы с большевиками.
Монархии по всему миру трещат по швам. Самые разные страны, от Германии до Китая и Маньчжурии, сотрясают революции. Это объективно – архаичные феодальные системы изжили себя, огромные массы трудящихся осознали необходимость свержения эксплуататоров, история плавно переходила в следующую фазу. Для миллионов людей, но только не для барона Унгерна, который создает грандиозный план восстановления монархий на всем необозримом пространстве Евразии, начиная с Китая и далее на Запад.
«Белая армия, черный барон снова готовят нам царский трон». В том-то и дело, что Белая армия никакого царского трона не готовила. «Белые» деятели вместе с «красными» уничтожали монархию и распивали шампанское на банкетах по случаю долгожданной революции и установления в России демократического режима со всеми исходящими свободами: слова, печати, собраний. Белые выступали против большевистских узурпаторов, поправших законность и не давших собраться Учредительному собранию, которое положило бы начало русской демократии.
И вот безумный барон, непонятный ни большевикам, ни их противникам, начинает свою великую войну. Он находит общий язык лишь с представителями местной Традиции, объявившими его Махакалой, реинкарнацией бога войны. Носитель западной культуры, человек с западными корнями не только не боится «желтой угрозы», но готов во главе монгольских орд двинуться на Запад, колыбель универсального Логоса человечества, идеала цивилизации всех времен. Небывалое попрание нормы, преступление с обыденной точки зрения. Как перевести трансгрессивный жест подобного масштаба на язык нормы? Здесь не подойдут ни сейф с золотом, ни благополучие любовницы, ни даже политический авантюризм и жажда власти. Остается безумие барона – кровавого палача и садиста, не щадившего ни женщин, ни детей, уничтожавшего на своем пути все. Хотя вряд ли Унгерн фон Штернберг в реальности совершил больше преступлений, чем расстрелявшие его большевики. Но для мифа это уже не имеет значения.
Унгерн, когда-то ехавший по осажденному им городу размеренным шагом, организует свой последний безнадежный поход на Советскую Россию, где все население давно поддерживает большевиков, с тремя тысячами бойцов. С точки зрения военной мысли это заведомо провальная операция, и обычные солдаты, возможно, даже лучшие из лучших, коль скоро они согласились на такой поход, испуганы возможностью уничтожения красными. Собственные солдаты и офицеры сдают большевикам безумного барона, обрекшего их на гибель.
В духовном плане суть личности Унгерна – героизм, в философском – трансгрессия, в политическом – борьба за идею континентальной Империи, так и оставшейся проектом, которому не суждено было воплотиться в жизнь. Да, наверное, и сама эта личность, ныне живущая в пространстве мифа, является своеобразным проектом подлинного идеала человеческой жизни, далеко превосходящего то, что принято считать нормой. Но только реализация подобного проекта может стать заданием имперского масштаба. Чтобы сейчас призывать нормальных людей, справедливо опасающихся за благополучие свое и своих близких, к строительству империи, нужно священное безумие барона Унгерна.
Анастасия Ковалева
