Дезинтегрировать нельзя модернизировать. Часть 2 Единственный выход для развития страны – полная национализация сырьевых ресурсов.
Занимательная статистика или З8 попугаев. От доллара к банкору.
«Каменный век кончился вовсе не потому, что иссякли месторождения камня». Шейх Ямани, министр нефти Саудовской Аравии
Говоря об экспорте сырья, «либеральная школа» пугает нас «нестабильностью цен на мировом рынке» и связанной с этим острой необходимостью содержания за рубежом «стабилизационных фондов» и «фондов будущих поколений». Создание таких фондов министр финансов Кудрин ставит себе в заслугу. Попробуем в этом разобраться. В качестве наглядного примера необходимо привести анализ соотношения цены нефти и среднемесячного уровня зарплат, выраженных в золотом эквиваленте (Б.Борисов), сведенных в одну таблицу:
Колебания цен на нефть, даже с учетом всех кризисов, идут в небольшом коридоре — от 15,21 до 28,54 граммов за тонну (21,5 +/-7гр). Падение цены происходило во время сдутия «пузыря доткомов» и в настоящий момент. При этом, за шесть лет из десяти, цены не выходили из узкого коридора ~ 21–25 грамм за тонну или +/- 10%. Таким образом, совершенно неправомерно говорить о «непредсказуемом рынке нефти». Это лишь следствие виртуальности доллара как основы системы международных расчётов.
Измерение всех показателей в долларах ставит всё с ног на голову, вызывая панически настроения на рынках и смуту в головах. Аллюзия с детским мультфильмом – большее количество попугаев, по сравнению с количеством слонов, при исчислении длины удава не означает, что параметры удава изменились. На параметры больше влияет мировое потребление нефти, колеблющееся в районе 5-10% (с общей тенденцией на увеличение потребления). Но именно «нестабильностью нефтяных цен» (которая на самом деле является нестабильностью доллара) наши либеральные экономисты обосновывают необходимость содержания «фондов благосостояния». Признание того факта, что нефтяные цены потенциально стабильны и достаточно предсказуемого в рамках золотого стандарта полностью выбивает у них табуретку из под ног.
Из этой таблицы так же видно, что цена нефти не сказывается на реальном уровне жизни - и в 2000 году, и в 2008-м нефть стоит одинаково — 23 грамма за тонну, однако в 2000-м российскому работнику платили 9 грамм золота в месяц, а в 2008-м — 12, при той же цене нефти. Видна корреляция скорее с объемами добычи — но никак не с ценой. Чтобы платить вдвое больше, оказалось достаточно провозгласить «равноудалённость» и посадить слишком рьяно «присосавшихся к трубе». Так естественным образом получает подтверждение широко распространённая в народе гипотеза, что для того, чтобы восстановить прежний уровень доходов населения, необходимо полностью оторвать от трубы владельцев «майбахов». Таким образом, что раньше уходило на социальные программы, науку, первоклассное вооружение и капитальные вложения (за чей счет мы живем до сих пор), сейчас в большем объеме перекачивается в майбахи и куршавели.
Нам следует всерьёз отнестись к предложениям Уго Чавеса и М.Ахмадинежада – этих «вечных изгоев либералов» - совместно контролировать мировую цену на нефть, координируясь с ОПЕК и отдельно вместе с Венесуэлой и Ираном.
Нынешний вброс в мировую экономику триллионов долларов очень скоро приведёт к повторению скачка цены на золота в разы к его нынешней цене. Нужно быть к этому готовым, не допускать снижения продажной цены энергоносителей в золотом исчислении, готовить механизмы и ответные меры, адекватные экономической угрозе.
И, наконец, стоит отойти от расчетов в виртуальных долларах, настаивая на том, что все международные расчеты необходимо перевести в твердый «bancor» (добавив к его корзине стоимость кВт/часа) - изменение стоимости которого, по сравнению с золотым эквивалентом, еще более плавная. Промедление здесь просто преступно. Кроме того, нужно отказаться от принятия себя политической ответственности за «энергетическую безопасность Запада» — без какой-либо оплаты за такую любезность со стороны этого Запада…
II. Политэкономические фактор – «поиск прибыли» и «поиск ренты»
Еще одной особенностью экономик, основанных преимущественно на эксплуатации природных ресурсов, является «борьба за ренту» («rent-seeking society»).
В «традиционных экономиках» понятие «ренты» является одним из основополагающих факторов и не имеет негативного оттенка. Под ним понимают дополнительный доход, получаемый предпринимателем сверх определенной прибыли на затраченные труд и капитал (доход с капитала, имущества или земельного участка, не требующий от владельцев предпринимательской деятельности). Факт существования ренты является стимулом для поиска наиболее выгодных вариантов размещения факторов производства. Высокие значения рентной части дохода привлекают ресурсы в отрасль; а низкие вызывают отток ресурсов. В результате стремление к максимизации рентной составляющей дохода является главной движущей силой либеральной экономики. Однако цель максимизации ренты реализовывается различными способами, а ее достижение часто приводит к негативным результатам (G.Tullock).
Поэтому необходимо разделять активность предпринимателей на «поиск прибыли» (profit seeking) и «поиск ренты» (rent seeking).
«Поиск прибыли» - позитивная производительная деятельность увеличивающая количество благ и расширяющая предложение товаров и услуг (социологический «тип предпринимателя» у В.Зомбарта).
«Поиск ренты» - негативные индивидуальные усилия максимизировать ценность порождающие общественные потери, а не выгоду для общества, в том числе усилия направленные на получение исключительных преимуществ с помощью государства (социологический «тип торговца» (посредника) у В.Зомбарта, «авантюристический капитал» у М.Вебера). Здесь конкуренция переносится из рыночной сферы в сферу воздействия на государство.
Затраты на инновации частично замещаются затратами на финансирование политических партий, взятки и т.д. Конкуренция в сфере «поиска ренты» представляет собой расточительство с точки зрения общественного благосостояния. На практике «поиск ренты» способен поглотить больше средств, чем впоследствии достанется победителю в борьбе за исключительное право.
За что бьемся?
Формами «приза» являются: субсидии, отсрочек платежей, налоговых льгот и льготных кредитов, государственных финансовых трансфертов, права на участие в номенклатурной приватизации и т.д.
Либеральная школа отмечает высокую коррупционную емкость при «изобилии природных ресурсов» и финальной концентрации политической и экономической власти в руках небольших групп лиц, которые для поддержания своего положения вынуждены тратить существенные ресурсы (нужно отметить, что либералов особенно пугает именно «трата существенных ресурсов», но не морально-этическая сторона или понятие справедливости – «it’s just the business, baby»).
Еще их пугает потенциальный протекционизм в отношении других отраслей национальной экономики (Фридрих Лист же отмечал позитив разумного применения протекционизма менее развитой экономикой в случае ее столкновения с более развитой).
Развивая идею «проклятия ресурсного изобилия» влияние ресурсов оценивается как негативное при плохих госинститутах (Ангола, Ирак, Нигерия); как позитивное - при хороших (Норвегия, Бруней, Бахрейн, ОАЭ, Кувейт). Но модель «условного проклятия» не объясняет, почему при хороших институтах в перечисленных странах ближнего Востока в последние четыре десятилетия в среднем наблюдался не рост, а снижение ВВП на душу населения. Но не в Норвегии. Может быть потому, что доминирующей нефтяной компанией там является государственная Statoil?
Парадоксы…
Сторонники либерализма утверждают, что государство может успешно развиваться только в условиях должного общественного контроля (и с ними нельзя не согласиться), но почему-то этот постулат не распространяется на государственные предприятия, по отношению к которым вводится только одна догма «об эффективном частном собственнике». Подобное мифотворчество расцветает, подпитываясь из миски, корм в которую подсыпает господствующий в мире финкапитал и чувство примитивного собственничества.
Кстати, развивая мысль либералов об «эффективном менеджере», вполне можно вспомнить и об отрицаемом ими Сталине, и если отбросить штамп о «кровавом диктаторе», то стоит начать говорить о потенциале «эффективного императора».
Кроме того, странно в современных экономических теориях и отношение к государственной собственности, которую изначально рассматривают, как «ничью» или практически бесконтрольно управляемую некой абстрактной бюрократией. Исходя из этого принимаются и решения о расформировании и приватизации госкорпораций к 2015 году - при этом экономический сектор правительства фактически расписывается в своей профнепригодности. Но почему же тогда сторонники либеральных теорий не рассматривают граждан страны, как миноритарных акционеров, права которых нужно отстаивать?
III. Социальные факторы
Либеральная теория утверждает, что ресурсозависимые страны априори сталкиваются со многими социальными проблемами. Одной из главных проблем является рост социального неравенства, проявлением которого является неравенство распределения доходов и повышение уровня бедности.
В отношении бедности существует единодушное мнение экономистов и политиков, что это зло, с которым необходимо бороться. А вот в отношении выравнивания распределения материальных благ столь единодушного мнения нет. Удивились? А либеральная школа считает, что неравенство в доходах «служит стимулом для экономической активности и является движущей силой развития экономики». Но исследования свидетельствуют - чем выше уровень неравенства распределения доходов (коэффициентом Джини - степенью отклонения фактического распределения доходов от идеально равномерного), тем ниже темпы экономического роста.
Неравенство распределения доходов является следствием неравенства возможностей; привилегированного права доступа к ресурсам; слияния крупного бизнеса и властных структур; высокого уровня межрегионального неравенства доходов. Все это вызывает социальную нестабильность, сепаратистские настроения и повышает угрозу распада государства.
В такой системе отношений происходит снижение качества социального капитала - уровня здоровья, обучения, возможности поиска работы, удовлетворенности жизнью, социального расслоения, коллективного прироста знаний и т.д. Так в результате высокой социальной напряженности Мексика, Колумбия, Нигерия и Южная Африка тратят на «социальную войну» больше средств, чем на оборону страны. Бразилия расходует 2% ВВП на вооруженные силы и 10,6% на полицейские операции - защиту богатых от отчаяния бедных.
В долгосрочной перспективе снижение качества социального капитала ведет к деградации всей экономики, поскольку возрастает доля малообразованного населения, не способного ни производить, ни даже потреблять высокотехнологичные товары, что делает проблематичным инновационный путь развития экономики.
Для компенсации неравномерности распределения доходов предлагается проведение эффективной государственной перераспределительной политики и меры, направленные на совершенствование кредитного рынка.
Перераспределительная политика (при несовершенном кредитном рынке) подразумевает повышенное обложение индивидуумов с высоким уровнем доходов и субсидирование из полученных средств малообеспеченных, предоставляя им дополнительные возможности. Примером является государственная образовательная политика, позволяющая устранить неравные возможности в получении образования. При совершенном кредитном рынке неравенство в распределении доходов устраняется доступностью производственных и образовательных кредитов. Потребности в государственном перераспределении в этом случае «не возникает».
Но сырьевые отрасли имеют высокий уровень рентабельности, который позволяет брать кредиты под высокие процентные ставки. Это ведет к общему росту процентных ставок и вытеснению инвестиций в других отраслях.
При неразвитых перерабатывающих отраслях сектор экономики, связанный с эксплуатацией природных ресурсов, становится основным потребителем капитала - валютные поступления от продажи ресурсов удовлетворяют потребности отрасли и финансовая система не развивается. В этих условиях не происходит трансформации сбережений населения в инвестиции, снижается объем инвестиций и экономический рост замедляется, что и наблюдается в современной России.
Наконец, сырьевая ориентация экономики чревата еще и тем, что значительно возрастает вероятность гражданских войн и внутренних вооруженных конфликтов. Так с завершением «холодной войны» в период с 1992 по 2001 гг. число гражданских войн в африканских государствах увеличилось на треть. Исследования причин эскалации числа вооруженных гражданских конфликтов показали, что ключевую роль при этом играют природные ресурсы, особенно нефть, золото, драгоценные камни, реже лес.
Экономисты установили, что для стран, обладающих одним или двумя основными ресурсами, используемыми в качестве главной статьи экспорта (например, нефть или какао), вероятность того, что они столкнутся с проблемой гражданской войны, в пять раз выше, чем для диверсифицированных экономик.
При этом во всех работах подчеркивается, что природные ресурсы никогда не являются единственной причиной вооруженных конфликтов, но их наличие существенно увеличивает риск возникновения конфликтов, они длятся дольше и их сложнее остановить.
Причиной становятся:
- низкие темпы экономического роста, высокий уровнем бедности и чрезмерным социальное неравенство;
- неразвитость государственных институтов, коррупция, низкая эффективность бюрократического аппарата, слабость и неподотчетность правительства, теряющего контроль над частью своих территорий. - несправедливое распределение доходов от природных ресурсов (Индонезия - Ачех, Судан), в развитых странах - движение за независимость Шотландии резко обострилось с открытием нефтяных месторождений в Северном море. - сами доходы от природных ресурсов используются для финансирования повстанческих движений (Ангола, Афганистан, Либерия, Сьерре-Леоне, Чечня в середине 90-х).
Все эти факторы говорят в первую очередь о жадности компрадорской элиты, подогреваемой порочной идеологией либерального капитализма, о дурном управлении и о дестабилизирующем факторе западных ТНК. Кроме того, все вышеозначенные проблемы традиционно относятся к странам с капиталистической формой экономики.
Дезинтегрировать нельзя модернизировать
«…Трудно представить себе, как одна цивилизация могла бы воспользоваться образом жизни другой, кроме как отказаться быть самой собою. На деле попытки такого пеpеустpойства
могут повести лишь к двум результатам: либо дезорганизация и крах одной
системы - или оригинальный синтез, который ведет, однако, к
возникновению третьей системы, не сводимой к двум другим».
Клод Леви-Стросс, «Структурная антропология»
Из рассматриваемого постсоветского периода нужно отметить, что инстинкт самосохранения не был окончательно утрачен и во вторую его половину - «путинскую десятилетку» все-таки произошел слом системы, при которой искусственно выведенные американцами российские крупные собственники встали над государством. Подотчётность политической активности высших чиновников назначавшим их олигархам была отменена, а административная функция государства была выведена из подчинения частным экономическим интересам. На смену «семибанкирщине» пришла путинская бюрократия. Это позволило остановить процесс территориального распада страны и перевода национальных ресурсов под международный контроль. Однако сама структурная логика экономики осталась прежней, злокачественные контуры системы по-прежнему воспроизводятся в противоречии с задачами долгосрочного развития. Отечественный бизнес по-прежнему не имеет никакой обратной связи с обществом. Но «путинская десятилетка» с точки зрения своей же собственной внутренней логики оказывается чем-то принципиально незавершённым.
Итак, концепция замены «русских» на «демократических общечеловеков» не прошла по цивилизационным и экономическим причинам. Как мы уже отмечали в начале, наконец и современная российская политэлита стала осознавать печальные перспективы для страны, как сырьевого придатка Запада и стала говорить об инновациях. Но здесь есть несколько проблем.
Во-первых, существующие бизнес-сегменты никогда не извлекали прибавочную стоимость из инноваций и надеяться на то, что они просто так научаться это делать, бесполезно.
Во-вторых, при том, что сегодня существует фактический запрет на проблематизацию политического – «предмет трогательного и наиболее интимного союза либералов и охранителей» (А. Аскеров), существующая реальность такова, что единственным актором заявленной «коллективной модернизации» на сегодня является госбюрократия (несущая все признаки олигархической бизнес-группировки). Таким образом, даже эта реальность стала полной противоположностью реформ «младореформаторов» 90-х. К чему это приведет – вопрос открытый, но «чистоты процесса» не предвидится.
В-третьих, до сих пор вся «модернизация» заключалась в бесконечных разговорах о ней. Кроме того, совершенно не понятно, какой конкретно модернизации все-таки хочет существующая политэлита. Господствующий тренд в том, что сегодня ценность человека рассматривается как «существо потребляющее», «атомарный субъект», не более того. Потребительская мобилизация нередко принимается за инструмент и знамением «освобождения». Иногда она прямо отождествляется с модернизацией.
При этом в качестве «захватывающей мечты о будущем» предлагается идея «буржуазии без народа» - тотализация буржуазности с заменой политики технократическими приемами «всеобщего представительства». Эта идея зиждется на основе ограниченного европоцентричного мировоззрения и ошибочно понимаемого процесса постиндустриализма или «финансизма», который на самом деле является отражением диспропорционального перераспределения прибыли в пользу финкапитала – искусственная форма процесса канализации бесконтрольной эмиссии кредитных денег «единственной резервной валюты».
Поэтому если серьезно и говорить о «модернизации», то прежде всего стоит говорить о создании идеологии коллективной самоидентификации, модернизации самой элиты и принятия других методов в экономике.
Конечно, необходимость уйти из состояния «сырьевого аппендикса» очевидна, но из всех вышеприведенных экономических выкладок «традиционных» школ экономики и «нетрадиционного подхода» экономической составляющей Четвертой политической теории, состояния политического поля и настроения единственного на сегодня способного к модернизации актора (при всех его недостатках), логично сделать только один вывод, что без проведения полной национализации сырьевого экспорта, проведение идеи инновационного национально-ориентированного развития не возможно.
Иначе во фразе «дезинтегрировать нельзя модернизировать» запятую придется ставить после первого слова…
