В чем причина… и к чему это приведетОсновная проблема российской экономики – это не кризис и не отсталая материально-техническая база, разрушенная экспериментами начала 90-х. Ее основная проблема в коренном расхождении реалий экономической жизни и представлений о них людей, отвечающих за российские финансы и экономику.

На самом деле, когда раз за разом те или иные представители финансовой элиты России озвучивают идеи о том, чтобы «сократить расходы», «увеличить рабочий день», «повысить пенсионный возраст», «сократить дефицит», они признают лишь то, что у них не хватает денег на свои бюджетные и социальные обязательства.

Но, если у них не хватает денег, значит, они не справляются со своей работой. Работа финансовой власти, как пишет С. Черняховский, в первую очередь министерства финансов, заключается не в том, чтобы хранить деньги и объявлять об их недостатке, а в том, чтобы их находить. В противном случае мы имеем не министерство финансов и даже не бухгалтерию, а кассу с кассиром. Логика российских финансовых руководителей сводится не к тому, чтобы заработать деньги (или хотя бы создать их), а к тому, чтобы взять их у кого-нибудь.

Если нет денег на образование – его делают платным. Нет денег на музеи – заставляют музеи зарабатывать. Не хватает денег на обеспечение достойного пенсионного обеспечения – повышть пенсионный возраст и тем самым сокращать количество пенсионеров…

На самом деле, это та самая логика, которую представители этого же течения политико-экономической мысли приписывали большевикам: «отнять и поделить». С двумя существенными отличиями. Во-первых, большевиков упрекали в том, что они отнимают у богатых, чтобы поделить между бедными, тогда как нынешняя российская власть норовит отнять у бедных, чтобы поделить между богатыми. Во-вторых, большевики, отнимая у богатых, в первую очередь стремились использовать экспроприированные средства на развитие производства. Именно оно и было для них главным приоритетом, в то время, как приоритет современной власти – раздел. В этом отношении большевики были большими экономическими либералами, чем те, кто называет себя таковыми сегодня.

Те, кто сегодня стоит у власти являются наследниками идей «монетаризма» – концепции Милтона Фридмана и его сторонников (название произошло с легкой руки одного из них – Карла Бруннера). Они одновременно называют себя и монетаристами, и либералами – с одной стороны сохраняя приверженность идеям «свободного рынка» Адама Смита, с другой  - абсолютизируя «денежное начало» экономики. При этом упор делается именно на «денежное начало», игнорируя развитие производства – что полностью отражает складывающуюся с конца 70-х практику финансового неоколониализма. Собственно «теорией монетаризма» просто прикрывают сложившееся распределение мировой прибыли – когда глобальный финкапитал получает до 60% от всего, что зарабатывает мировая экономика…

Нужно отметить, что XVIII век, породивший либерализм, характеризовался еще двумя побочными течениями экономической мысли – меркантилизмом и физиократией. Разница между ними заключалась не в представлениях о характере экономического регулирования, как могло бы показаться, а в представлении о характере богатства как такового.

Меркантилисты видели богатство в сумме накопленных денег. Физиократы – в совокупности продуктов аграрного производства, в первую очередь продовольственных товаров.

Логика монетаристов сегодня во многом отражает видение меркантилистов – концентрировать деньги и жестко контролировать их расход. Согласно этой логики, главный закон экономики – не тратить больше, чем имеешь, а лучше тратить значительно меньше, осуществляя максимально возможное накопление. Чем меньше государственные расходы, тем лучше.

При этом современные российские экономические правители последние двадцать лет финансовые власти перераспределяют то, что за время своего правления создали большевики, сводя все к вопросу «что бы продать», вместо того, чтобы оперировать понятием «что бы произвести».

Россия последние двадцать лет развивается почти исключительно в рамках первого вопроса. Конечно, даже здесь есть отличие 90-х и 2000-х. На первом этапе распродавалось все, что можно и по любой цене. На втором этапе конъюнктура изменилась и появилась возможность сосредоточиться на экспорте сырья по растущим ценам.

Естественно, что общественное богатство страны сокращается, но богатство избранных растет. Но тогда это означает, что богатство избранных – вовсе не результат их производственной деятельности, а результат присвоения ими средств всех остальных, то есть сугубо экспроприаторской деятельности.

Власть не знает, что делать для исправления ситуации, а возможно и не хочет этого делать. По типу своей ментальности она не способна даже сформулировать модель экономики, построенной на развитии производства.

Сама эта категория чужда для нее. И если операцию «продать товар, получить деньги, купить более дорогой товар» власть еще понимает (впрочем, зачастую эта операция подменяется другой – «украсть вагон водки, чтобы вырученные деньги пропить»). Но операцию «вложить деньги, произвести товар большей стоимости, чем вложена, продать его за большие деньги» ей уже явно недоступна. Современные «либерал-монетаристы» не умеют даже того, что умел любой капиталист любимого ими XVIII века – организовывать производство прибавочной стоимости.

Еще более примитивный подход остается непосредтсвенно и к финансовой сфере. Как пишет С.Чернышев: «Наиболее фундаментальное непонимание роли и функций финансовой системы связано с инвестированием. В головах наших экономистов живёт и здравствует фетишистское представление о том, что инвестиции – это долларовый «нал» в стандартной банковской упаковке, доставляемый из Вашингтона инкассаторским бронепоездом. Отсюда и убеждённость, что инвестициям в богатейшей стране мира, больше неоткуда взяться, кроме как из-за границы».

При этом понимания того, что процесс рублевой эмиссии не должен быть связан с приходом  иностранной валюты, что инвестиционные капиталы страна должна создавать сама, что при создании собственного «финансового центра» нужно оперировать понятиями «дешевые» и «дорогие» деньги (А.Отырба), что внешние «финансовые потоки» нужно не привлекать, а скорее от них защищаться - у российских монетарных властей просто не существует. Или намеренно ими игнорируется…

И еще. Касательно намеренности. Все знают о существовании Совета по международным отношениям, Трехсторонней комиссии, Римского клуба и т.д. - закрытых парамасонерских структур, связанных с операторами финансовых потоков. Но о них принято говорить не иначе, как в контексте  «конспирологической теории». При том, что очень многое можно сложить по принципу мозаики из открытых исследований. Как отмечает А. Фурсов, почему-то ни у кого не вызывает сомнения, что операторы финансовых потоков должны действовать в тени. Но мировые операторы финансовых потоков – это те персонажи, кто контролирует не только финансы, но и политику, что принято относить к чисто «конспирологической сфере».  Иными словами, сам термин «конспирология» в том смысле, в котором он употребляется большей частью научного истеблишмента, и придуман для того, чтобы бросить тень на любые попытки понять, как реально функционирует современный мир... Сегодня вопрос состоит и в том, что на сегодня нам нужна серьезная наука о закрытых структурах наднационального управления. И их влияния на финансовую ситуацию в нашей стране. И если это не станет делом прокуратуры, то станет лозунгом национальной революции.