Для так называемого «цивилизованного человечества» горские народы всегда  представляли проблему.  В самом их существовании  содержится   вызов и   загадка. Жизнь в горах  во всех отношениях  тяжелее жизни на равнине. Экономика гор по необходимости скудна, быт наполнен опасностями природных катаклизмов и физическими испытаниями, составляющими повседневность обитания на «высокой земле». Понятно, что люди не живут там для собственного удовольствия, не попали в горы в поисках райского местечка. Есть точка зрения, что в основе происхождения горских народов находятся осколки воинственных кочевых племен, вытесненных в труднодоступные, похожие на естественные крепости места давлением иерархически организованных земледельческих цивилизаций. Так, в частности, горцы Кавказа – это потомки тех, кто был вынужден отойти на «высокую землю» под давлением Ассирии, Вавилона, древних персов – цивилизаций тоталитарного «пирамидального» типа, которые вели постоянную борьбу с мировым кочевьем, захватывая пастбища под земледелие.

В любом случае всюду, где есть особое культурное пространство горной жизни, встречается один и тот же комплекс черт, в целом характеризующий традиционную воинскую  касту: жесткость и воинственность характера, стремление к независимости, физическую дерзость и т.п.  Таковы шерпы Гималаев, тибетцы, памирцы, пуштуны, индейцы Анд. Таков и Кавказ. Поэтому нет ничего удивительного в том, что огромная романовская империя потратила около двух столетий на завоевание и удержание  этого географического  региона, в то время, как присоединение многократно большей Центральной Азии  совершилось за каких-нибудь тридцать лет несоизмеримо меньшей кровью и затратами.

Борьба российской монархии за Кавказ не мотивировалась прагматическими выгодами. Геостратегический потенциал Большого Кавказа становится очевидным только теперь в эпоху глобализации. В XVIII-XIX вв. Кавказский хребет не только казался, но и действительно был тупиковым отсечным направлением, где сошлись, взаимно уравновешивая друг друга, экспансионистские устремления трех империй: Российской, иранской и Оттоманской. Ни одна из них не могла продвигаться никуда дальше Кавказа и не была способна контролировать его в полной мере. Эти горы были могилой человеческих и материальных ресурсов для многих великих завоевательных инициатив со времен, задолго предшествующих еще Чингизхану.

В кавказской эпопее России нельзя разобраться без понимания сущности романовской монархии – цивилизационной надстройки Запада в Евразии, исторической сверхзадачей  которой  был контроль в интересах традиционных аристократических элит Запада над колоссальными и потенциально крайне опасными для этого Запада территориями. Проще говоря, романовская династия представляла собой «смотрящего» Запада в Евразии.

Завоевание Кавказа было делом не геоэкономическим и даже не административно-имперским; оно было делом сугубо политическим в самом глубоком историческом смысле. Кавказ вполне правильно воспринимался в планирующих и аналитических центрах как «большого Запада», так и являющейся его частью Российской империи в качестве политического суперэтноса в потенции, гораздо более опасного, чем незадолго до начала кавказских завоеваний было казачество. Кстати, Центральная Азия со всей своей богатой цивилизационной историей в качестве политического суперэтноса на тот момент не воспринималась; именно поэтому кавказскими территориями управлял наместник из Тифлиса (практически прямое управление царя), в то время как Бухарский эмират сохранял полунезависимость, будучи протекторатом  империи.

В России XVIII-XIX веков не было сформулировано учение о политическом суперэтносе. Это было сделано только в советскую эпоху и не без прямого интеллектуального вклада Сталина. Однако по факту политический суперэтнос, конечно, в России был. Таковым являлся не весь русский народ (огромное большинство которого до 1861 года находилось в крепостной зависимости и служило расходным материалом империи), им было российское дворянство. Генезис этого правящего класса носил откровенно космополитический характер, в дворянстве были интегрированы как элементы правящего класса бывшей Орды, так и выходцы из Западной Европы, частично авантюристы германско-скандинавского происхождения, частично польско-литовская шляхта, вливание которой в новую Россию стало особенно заметным при Алексее Михайловиче. Этот интернациональный по происхождению, воинско-административный по функции класс был объективно прозападный, поддерживал геополитическую миссию Романовской династии, составляющей часть европейской монархической «грибницы», и воспринимал как сознательно, так и эмоционально горские народы Кавказа как потенциального стратегического конкурента. (А грузинское дворянство реально испытало на себе жествую длань северокавказских горцев и попросилось под покровительство Санкт-Петербурга,  не столько убегая  от турок или персов, сколько в надежде избавиться от доминации вайнахов, аварцев  и черкесов.)

Оказалось, что в гипербюрократической абсолютистской монархии такая элитная группа, как российское дворянство, могла выживать лишь при условии архаических форм феодального господства над большинством народа. С концом крепостничества дворяне стали стремительно люмпенизироваться и к началу Первой мировой войны утратили значение политического сословия. Эта функция была взята на себя в последующем коммунистической партией, которая стала опять-таки реальным политическим суперэтносом  советской эпохи.  КПСС также была интернациональной по своему происхождению и точно также в конце своего исторического пути превратилась  (из революционной силы, которой была короткое время в начале) в нового «смотрящего» Запада. Только теперь эта функция расширилась, и КПСС была призвана контролировать ситуацию не только территориально, но и «трансгранично», манипулируя и подавляя все опасные для мирового порядка революционные начинания.

И дворянство бывшей Российской империи, и «новые бояре» ВКП(б) – КПСС вели беспощадную борьбу против горских народов Кавказа. Почему?

Кавказ представляет собой   исторический феномен  «прямой демократии вооруженных мужчин» - такая форма человеческого сознания, при которой физический человек вступает в обратную связь со своей судьбой и с реальностью в целом не опосредованно, через общество, социальные институты, монарха, церковь…, а непосредственно! Разумеется и в пространстве горской жизни существуют коллективные структуры: круг или сход, старейшины и т.п.; тем не менее, в этих структурах не происходит  экзистенциального отчуждения личности от смысла существования.

Для Российской империи  до геополитического конфликта с Кавказом подобным феноменом являлась казачество, в особенности, Запорожская Сечь.  Принцип прямой воинской демократии восходит к «мужским союзам», образовывавшимся на базе германских племен, противостоявших Римской империи. «Мужские союзы» - особое сакральное образование, которое по своей природе одновременно противостоит империи, бюрократической системной организации социума, и вместе с тем является тем лоном, из которого происходит воинская знать, каста героев.

Не случайно именно поэтому стратегии Санкт-Петербурга  сделали ставку на стравливание горцев с казаками. При этом,  ненависть масонской бюрократии к казачеству отнюдь не была утолена усмирением казаков и перерождением их в полицейскую силу; советское расказачивание – лучшее тому свидетельство.

«Прямая демократия вооруженных мужчин» безусловно  противостоит  духу и идеологии масонства, понятого  в самом широком смысле. Масонство является практическим строителем общества как  античеловеческой системы.  В этой системе человек добровольно отказывается от свободы и от смысла жизни  в обмен на безопасность, которая приобретает квазирелигиозное значение. «Прямая демократия вооруженных мужчин» ненавистна системе, потому что в ней каждый берет право на смерть в собственные руки. А общество масонского («сакрально-гражданского» типа) отнимает у людей право защищать свою личную автономность ценой собственной жизни. Община вооруженных мужчин – это братство готовых умереть, а масонское общество в идеале стремится стать «островом бессмертных». Поэтому между таким обществом и такой общиной будет идти война не на жизнь а на смерть повсюду: в горах Торо-Боро, в укромных уголках американского континента, где ФБР выслеживает и уничтожает религиозные объединения, на Памире и на Кавказе…

Логика Кавказа носит антифеодальный характер, поэтому на Кавказе и до появления там российского фактора, и во время борьбы с ним, и в советскую эпоху, и -  что самое главное -  в наши дни  шла борьба с «князьями», ибо последние, выделяясь из братства мужчин в группу «избранных», заведомо ориентированы на измену своим в пользу масонского социума и на компрадорскую роль.  Одним из важнейших инструментов борьбы с феодальной изменой  на Кавказе стал многовековой институт абречества.

«Мировое сообщество» (международная верхушка масонской знати) организовала институт «смотрящего по Евразии» именно для нейтрализации таких явлений как Сечь и Кавказ. Однако революция 1917  показала мировой элите, что все население империи при определенных обстоятельствах может пройти школу «заказачивания» и в лице Советов, свободных от бюрократического надзора, перейти к «прямой демократии вооруженных мужчин».  Поэтому в последующем и потребовалась чистка партии от «казаков» с опытом гражданской войны, в ходе которой они  лично  соприкоснулись с «мировым духом» - провиденциальным смыслом большой истории.

Крушение КПСС, вслед за дворянством в очередной раз  провалившей свою роль «смотрящего», вынудило Запад пойти на едва завуалированное прямое управление постсоветским пространством. Однако, к счастью, оно – пока! – осуществляется очень плохо, поскольку «остров бессмертных» сам вошел в полосу штормов и исторических вызовов, оказавшись перед необходимостью вновь развязывать большую войну для усмирения человечества.  Это дает народу России – народам постсоветского пространства! –еще один шанс взять судьбу в свои руки.

Кавказ как цитадель прямой демократии, возникшая в незапамятные времена сопротивления «хаммурапи» и «ашурбанипалам» сегодня является не просто составной частью этого пространства, но его политической осью, точкой сборки. Весь политический процесс России как в силовом, так и в административно-политэкономическом измерениях на протяжении последних лет  идет вокруг Кавказа. Сегодня кавказофобами являются сионисты, как откровенные, так и слегка замаскированные, рядящиеся в камуфляж «русских националистов». Именно эта группа настойчиво продает себя на роль новых «смотрящих». Однако, в народе «большой России» есть те, кто знает, что   присутствие Кавказа «внутри» необходимо как воздух людям,  верящим в исторический смысл и особую миссию нашей страны. Не случайно столетиями «мировое сообщество» озабочено попытками ее  нейтрализации. «Кавказская партия» России исходит из того, что рано или поздно самые жуткие кошмары, мучающие по ночам властителей мира, должны состояться наяву.