Я не чувствовал бы себя менее полноценным, если бы русские и впрямь оказались по генетической карте ближе к татарам, чем к датчанам. «Что выросло — то выросло». Просто не надо врать про «полу-татар - полу- чухонцев», поскольку это враньё  от первого до последнего слова.

Неизвестный автор 

А-а-а… мерзавец  Духинский

Я.Горбачёв, историк 

Введение в тему 

Моё обращение к теме  внутреннего родства восточных славян, которые уже к XIII в. от Р.Х. осознали себя  единым  Русским Миром,  вызвано нервозным оживлением современных последователей  Франтишека Духинского. Стоп! Надо  назвать их как-то покороче. Имя этого «гуру» оказывается как нельзя кстати.  Итак, назову францюватi пани. И звучно, и точно: на австроукраинском сленге францюватий – значит,  тронутый умом. Соглашусь, звучит обидно, зато верно.  Разве можно,  будучи психически здоровым,  «стверджувати», что украинцы и поляки – это одно, вроде близнецов   Качиньских, не разлей вода, племя, а  русские (великороссы)  отличаются от них даже расовыми признаками, свойственными  то ли тюркам, то ли угро-финнам, а скорее тем и другим сразу. Что  туземцы «заокских болот», которые заслуживают презренную кличку москали, с трудом  «навчились балакати на  слов’янськiй мовi»,  преступно(!) овладев буквально всей литературой киевского периода – от былин до «Слова о полку Игореве». Так что обворованные до последней нитки (то бишь, строки) потомки полян вынуждены были после четырёхвекового творческого отпуска заниматься сочинительством с нуля, «Думами про козака Голоту». Заодно вороватые  северные соседи утащили к себе само святое имя Русь, как последнюю свитку Батька мiст руських (точнее, Мати городомъ русьскым, ибо ляшское слово «miasto» не сразу заменило на польской Украине древнерусское «город»). Словом, пришлось южным зевакам прикрывать срам фиговым листом с «незалежного» огорода (не оттуда ли Украина?). 

Странное занятие – воровать имена,  у отдельных людей,  у народов. Представил ситуацию: подхожу к незнакомцу,  прошу представиться. «Та я ж Степан, чи не бачиш!» - «Вижу. Только Стэпаном теперь буду я». – «Ой лихо! Рятуйте, грабують!». Но я уже скрылся за Москвой-рекой с новым именем, не найти – заменил в нём «э» на «е».  А что слышно о таком мародёрстве в европах?  Оказывается, название Франция  растащили по всей Галлии из владений франков, что в долине Сены, не чистые, видать, на руку всякие там нормандцы, бургунды, провансальцы, прочие «не франки» - вылитые финны, судя по поведению.  Ещё случай массового воровства:   греки империи, с центром в Константинополе,  нагло «перекрестились» в ромеев, сиречь, римлян, 1000 лет жили ворованным.  Так что мы, «незаконно назвавшиеся» русскими, в мире не одиноки. Уже легче! Но что знаменательно:   жители французского департамента Иль-де-Франс, например, не предъявляют обвинений  другим французам в воровстве.  Видимо, здесь надо искать причину в уникальной ментальности жалобщиков. Или мы стали свидетелями редчайшего коллективного заболевания,  типа мании преследования. Оно поразило часть русского общества, которая пожелала непременно отделиться от остальной массы сородичей, оборвать все связи, забыть общее прошлое, чтобы утешаться самостийными сказками.

Одной из таких сказок я намерен противопоставить выводы антропологов и генетиков. Только погодите малость.                       

Светило «турановедения»          

Вернусь к духовному наставнику  нынешних францюватих панiв. Напомню, Ф. Духинский,  хотя и был наполовину малороссом, вырос на правобережье Днепра убеждённым польским патриотом. Учась в Киевском университете, заматерел в страстном желании, сродни похоти,  посвятить жизнь восстановлению независимой Польши «от можа до можа», то есть от берегов Балтики до Таврии, с возвращением Варшаве всех земель Южной и Западной Руси, не меньше.

Такой возможностью вдохновился в период Крымской войны: Запад поможет! Подданный Николая I поступил волонтёром в английский экспедиционный корпус, чтобы своими руками уменьшить поголовье  вражьих москалей. Из этой затеи ничего не вышло. Россия, формально проиграв войну, не уступила победителям ни пяти своей земли. Неудачливый  печальник  Великой Польши посчитал за благо скрыться от «всевидящего глаза» родины, но не «за стеной Кавказа», а за Рейном.  Избрав оружием мести перо историка, принялся доказывать принадлежность «лжерусских» московитов  к неким «туранским народам» уральского происхождения (оттуда якобы национальное название – москаль – по племени  каких-то масыков или мокселей). Европа радостно взволновалась: появилось  «законное основание»  для вытеснения  «не в меру» усиливающуюся Россию за Урал. 

Особенную активность в распространении экзотической теории проявляли французы, на досаду которым разрушенный ими и союзниками, покинутый жителями Севастополь не стал реваншем за падение Парижа перед русскими в 1814 году. Но французский же историк Б. де Куртене первым заговорил о научной несостоятельности Духинского, назвав его этнографические изыскания  приёмами ангажированного политика.   Вскоре  учёный мир, насытившись баснями беглого поляка, стал забывать о нём.  Однако в международных заинтересованных  кругах  его теорию взяли на заметку, а для польских националистов  и ополяченных до неузнаваемости части малороссов его откровения по-прежнему оставались свежими и востребованными. 

Не мытьём, так катаньем 

Те времена были для Польши не  лучшими. Большая её часть оказалась под властью векового исторического конкурента, России. Москали (какое унижение!) лишили шляхту, самую гоноровую в мире,  надёжного и обильного источника доходов - «русского быдла» в лице малороссов, отчего самоощущение  панства было очень и очень скверным. Вернуть этот источник прямым столкновением с Россией, даже с помощью много обещавшей,  но ничего не предпринимавшей Европы, было нереально. Оставалось уповать на распад колосса в результате его крупного военного поражения от третьих сил,  катастрофических событий внутри страны,  также успешной деятельности революционеров и сепаратистов. 

Последние всегда водятся в  державах многоyациональных. Сепаратисты не только ждут своего часа – ослабления по тем или иным причинам общего государства. Они его приближают  подрывной работой, тайной и открытой, в арсенале которой бесценно такое средство,  как «учение», способное произвести впечатление если не массы, то на их верхний пассионарный слой. Когда государство погружается в состоянии слабости, не способно удовлетворительно решать жизненные проблемы, которые всё накапливаются, перед недовольными моментально выскакивает сепаратист. Не обязательно в инородческих по отношению к метрополии областях. Сепаратизм может быть и краевой, и в коренных, что ни есть, частях страны, где можно эксплуатировать на пользу «отдельности» какую-нибудь местную особенность, например, диалект государственного языка или ироническое отношение босоногих к лапотникам.

На российском имперском поле имел преимущество тот сепаратист, который  обращал взоры внимающей ему толпы на чужеродную якобы причину  всех её бед, на засилье безразличных к их нуждам иноземцев во власти.  Он обещал земной рай  местного масштаба,  если земляки возведут узконациональный забор и доверятся «своему» вожаку (батьке, отаману, баши, батоно…), непременно из «коренных». Правда, в Малороссии с выбором «свой-чужой» было не просто. Из Петербурга управляли страной, в том числе всеми украинами,  православные чиновники, единоверцы, что было главным для ощущения родства. Властные лица всех уровней отдавали распоряжения на понятном в самом глухом хуторе русском языке; они без переводчика понимали жалобщика или просителя, если те обращались к ним на малороссийском наречии той или иной области. В школах русского юга изучали общий литературный язык, над которым плодотворно потрудились малороссы, и общую историю, ибо отдельных серьёзных историй просто не существовало в природе. Её победные и трагические страницы  писались кровью и потом  сообща, всем мiромъ. 

Сладкая приманка 

В таких, неблагоприятных для себя, условиях упорному сепаратисту оставалось сделать отчаянную ставку  на «вчення»  о коренной, изначальной, ну, просто неисправимой и непростительной «окремостi» москалiв вiд справжнiх руських людей, тобто украÏнцiв(?!). Осознав дикую природу москалей, украинцы ужаснутся, с какой же  недостойной силой они сотрудничали плодотворно и на совесть долгие века. Как вообще могли, не испытывая брезгливости, находиться рядом с людьми второго… нет, третьего сорта, с презренными азиатами!  Инстинктивно сдвинутся в сторону и вспомнят своё арийское, чисто славянское, славное прошлое.  Подобные учения, задуманные под конечную цель,  имеют тем большей успех, чем дальше они от реальности.  Их потребители – с одной стороны, просвещённые особи, которые,   стремясь к этой цели, нуждаются в возбуждающих средствах; с другой - тёмная масса, живущая мифами. Интерес к ним возрастает со степенью невероятности излагаемых событий и фантастичностью действующих лиц. 

Подходящим материалом оказалась «теория» пана Франтишека. По сути,  это набор взглядов, «подкреплённых» ссылками на сомнительные околонаучные факты.  Ни малейших братских чувств сей  трубадур Речи Посполитой  не питал к своим малороссийским сородичам по части фамильных корней.  Они были в восприятии убеждённого поляка  потерянными Варшавой туземцами Польской  Украины.  Быдло – всюду быдло, но то, что «по праву» принадлежит  полякам, должно мычать на польский лад. Ради этой цели можно временно поступиться принципами – допустить прямое родство высокородной нации  поляков, с потомками вечных холопов-полян. Глядишь, клюнут на сладкую приманку. Разве не польстит хуторянскому самолюбию приобщение к  «аристократии славянства», коей мнили себя  единокровцы легендарного Леха.  А приобщённых легко будет двинуть на москальскую орду – «за нашу и вашу свободу».  Одна беда: в малороссийских губерниях  слишком мало для сколь-нибудь заметного «руха» нашлось  тех, кто благодарно внимал соблазнительным речам.         

Солидный заказчик и его низкородные данники 

К удаче пана Франтишека и единомышленников,  неожиданно  объявился солидный заказчик на разработку темы, Вена.  Это вам не провинциальное miasto Варшава!  Габсбурги,  в результате разделов Польши, владели в XIX   веке частью бывших земель польской короны. Сюда входила Галиция  – фантомная тень Червеной Руси, «киевского обломка», потерявшего независимость  в  пятисотлетней давности, когда сильный Краков под короной Пястов уже  не церемонился с соседями.  Автохтонами австрийской провинции, лукаво названной  «королевством»  Галиции и Лодомерии, были  русины (самоназв. русыны), но занимали они преимущественно  сёла и простонародные пригороды. Города давно захватили поляки и евреи,   дав место и деловому интернационалу.  Типичная картина:  в 1930 году в 300-тысячном  Львове  насчитывалось, по признаку вероисповедания,  менее 35 тысяч горожан  коренной нации,  в той или иной степени  ополяченных и окатоличенных; «класс» русинской интеллигенции, не забывающий родства, составлял менее 1% соплеменников.

Церковь изначально православных русинов ещё в 1596 году  была подчинена Брестской унией  Ватикану.  Тем не менее, три последующих века новообращённые греко-католики (или униаты)  ощущали себя приверженцами церкви пращуров. Притом, не только простые прихожане, но и значительная часть священников. Ибо обряды менялись столь медленно, что одно поколение  не успевало заметить изменений. Католицизм во всём всегда был «ползучим». Большинство верующих просто не задумывалось над тем, где находится главный иерарх,  в реальном Риме или сказочном уже Константинополе.  Во всяком случае, прихожанин униатского храма не ощущал себя по признаку веры врагом православной церкви. А таких оставалось немало, благодаря позиции и прихожан и, нередко, священников, внутренне не принявших Унию. 

Задавленное убожеством (по П.Кулишу) русинское простонародье, также известная часть их просвещённых соплеменников смутно помнили о былом единстве Руси и стихийно тянулись к русскому материку. Заманчивость  огромного русского мира была для них в том, что населяющее его православное большинство, и низшие сословия, и духовенство, и  знать,  и  носитель высшей власти, государь, общалось между собой на одном (понятном  русинам) языке, молилось Богу в одной Церкви. Им принадлежали города и веси, вся  страна, раскинувшаяся между тремя океанами. И, защищая её с русской(!) самоотверженностью, они защищали своё,  завещанное предками.

Продолжение следует

 

Сергей Сокуров