Национально-политическая идентификация в Украине и формы репрезентации власти Ще не вмерла Україна?
В любом государстве всегда существовала необходимость четкой идентификации, различения на своих и чужих. Немецкий юрист и геополитик Карл Шмитт рассматривал категорию «друг-враг» как необходимо присущую для политического субъекта. Украине (корректнее было бы сказать государственным деятелям, проживавшим в разное время на территории современной Украины) также не была чужда культурная политика различения – вначале на племенной основе, позже на религиозной (противопоставляя православных католикам, мусульманам и иудеям), далее по принципу провинция-метрополия, еще позже на неприятии идеологического фактора. После обретения Украиной независимости перед новой политической элитой возникла проблема самоидентификации и репрезентации власти в самом государстве и за ее пределами, в связи с чем Леонид Кравчук призвал украинскую интеллигенцию, как в Украине, так и за ее пределами, в диаспорах приступить к выработке национальной идеологии. В среде украинских националистов даже существовали суждения, что получение независимости Украины было достигнуто благодаря адаптации идей украинского национализма частью коммунистической элиты.
В первую очередь, для создания фундамента, поддерживающего украинскую государственность и были взяты на вооружение идеи апологетов украинского национализма. Некоторые тезисы этих теоретиков стали догмой для нового поколения украинских националистов, а после 2005 г., когда новая «символьная элита» объявила курс на ускоренную национализацию, они стали частью государственной доктрины. Потому будет крайне интересным проследить метаморфозы украинской националистической идеологии, т.к. некоторые ее элементы находяться в жестком антагонизме с современной трактовкой и официальной государственной позицией.
В своем фундаментальном труде «Самостийна Украина», который послужил пищей апологетам украинского национализма – Д. Донцову, С. Ленкавскому, С. Бандере, Николай Михновский определяет украинский народ как нацию рабов, вместе с этим делая четкое определение, кто есть враг, а кто друг ("Усі люди твої брати, але москали, поляки, мадяри й жиди — це вороги нашого народу"). Ему же принадлежит лозунг, который находится на вооружении и у современных националистов: "Одна, единая, неделимая, свободная, самостийная Украина от гор Карпатских и до Кавказских".
В работе «Россия или Европа» Дмитро Донцов развивает линию противопоставления, критикуя Россию через призму культурно-исторических и политических процессов, завещая будущим борцам за украинскую государственность строго следовать идеалам Европы. Донцов является для современных украинских националистов авторитетнейшей фигурой, несмотря на то, что в его работах наличествует волюнтаристский подход и модернистский взгляд на нацию, характерный для того времени (Его работа «Национализм» вышла в 1926 г.). “«Фанатизм», «чувство инстинкта», «эмоциональность» вместо «рассудительности», дух национальной нетерпимости должно реабилитировать свежее и молодое украинство… «Фанатизм» и «принуждение» Донцов противопоставляет национальной нежности, импонируя агрессивному национализму, который после Первой мировой войны проявлялся в разных формах в Западной Европе. «Осмеянная филистерами философия британского национализма (right or wrong, my country), или немецкого «Deutschland Uber Alles”, должна стать – mutates mutandis – и нашим девизом. Перенесенный в сферу конкретных отношений, этот идеал являлся бы для нас суверенностью, «империализмом» в политике, свободной от государства церковью в религии, западничество – в культуре, свободной инициативой и ростом – в экономической жизни». (1)
Нечто подобное позже постулировал Максим Орлик (Дмитро Мирон) отмечая, что «демократия дает ошибочное представление о государстве и вредную его организацию... Социализм же является противоестественным, антиобщественным, антинациональным, антигосударственным и крайне деструктивным явлением». Если не демократия, не социализм, тогда что? Ответ находим в этой же книге, где автор сравнивает фашизм, национал-социализм и украинский национализм в их попытках возрождения идеализма, волюнтаризма, героизма, воинственности. Характеризуя национальную идею Украины, национальную волю и национальные чувства, он, как и Донцов, наделяет их конкретной характеристикой – они должны быть империалистическими (2).
Донцова и Орлика также объединяет модернистский подход – в противовес примордиалистской версии национализма, которой придерживаются многие современные украинские националисты (идея прародины ариев, колыбель Трипольской культуры и др. мифоисторические комплексы), они наделяют украинскую нацию объединяющим фактором воли, а не крови и расы (Донцов, в частности, отмечал, что «европейца не означает ни раса, ни язык, ни обычаи, а стремление и размах воли»). Тем не менее, антропологический подход часто употреблялся и употребляется сторонниками украиноцентризма, в первую очередь по отношению к России и русским, которых, в лучшем случае они называют продуктом смешения славян, тюрок и угро-финов, а в худшем наделяют признаками монголоидной расы. Известный популяризатор русофобии, канадец украинского происхождения Павло Штепа даже относит московитов к азиатской расе, противопоставляя ей украинскую европейскую расу (3). Хотя этот автор намеренно передергивает цитаты и умышленно путает факты, а его труд не выдерживает никакой критики, это произведение пользуется популярностью среди украинских русофобов, особенно среди неофитов.
Подобная «научная» несогласованность послужила в дальнейшем появлению расколотости сознания у украинской интеллигенции, разрабатывающей доктрину государственной идеологии (например, нет единого мнения о происхождении тризуба, являющегося малым гербом Украины, чего мы коснемся чуть позже), а многовекторная направленность, официально ставшая концепцией государственного развития при президентстве Леонида Кучмы, тормозила попытки четкой идентификации политического и национального в Украине. Противоречия касались и дефиниции «украинской нации». Например, в Конституции Украины понятие «украинской нации» не определено, но применяется вместе с термином «украинский народ», в рамках которого объединены «граждане Украины всех национальностей» (4). Как отмечает исследователь национализма Григорий Касьянов, в массовом сознании и научных разработках в Украине в термин «нация» вкладывается в основном этническое содержание, и «украинская нация в таком понимании – это, прежде всего, этно-культурная, языковая общность». Причем, автор делает парадоксальный вывод, что территориально украинская нация окончательно оформилась при советском режиме, который закончил объединение основных этнических земель в рамках Советской УССР, не говоря уже о стабильной, хотя и символической государственности в рамках Советского Союза (5). Учитывая антисоветскую риторику последовательных украинских националистов, которые обвиняли Советскую власть в постоянных притеснениях (от религиозных до культурно-языковых), не менее интересны исследования, посвященные советской украинизации. Елена Борисенок анализируя действия советской власти и реакцию коренного населения Украины в 1920-1930-е гг., делает вывод, что «сторонники национальной идеи считали коренизацию реальным средством воплощения в жизнь своих убеждений”. Украинская социал-демократическая партия, украинские монархисты, компартия Западной Украины и др. одобрительно относились к национализации, проводимой Советами (6).
Если вернуться в нынешнее время, то сейчас в академических кругах Украины все чаще звучит критика в адрес государственных органов. С одной стороны, власть обвиняют в неумении отстаивать интересы республики и защищать своих граждан, характеризуя положение Украины как близкое к failed state, с другой – за неадекватность европейским и международным правовым документам и излишнюю декларативность (например, положение статьи 1 Конституции Украины, где она объявлена правовым и демократическим государством). Некоторые авторы предлагают свои концепции нации и государства, например, определение государственной нации как нация граждан, а не этнической нации. Авторы этой теории настаивают, что современные государства могут существовать только в том случае, если они освобождают политическое гражданство от культурной или этнической идентичности. При этом культурная идентичность никуда не исчезает, просто она теряет государственную легитимацию, как происходит с религией. Значит, культурная политика должна брать во внимание интересы и права гражданина Украины, а не «этнического украинца». Ведь, этническую идентичность нельзя ни создать, ни вырастить, ни сменить (она либо есть, либо ее нет), а национальную идентичность гражданина создает и государство, и культура, и политика, и сам гражданин. И в этом случае возможны двойные, и даже множественные идентичности.
А примордиалистские концепции, которые онтологизируют этнические признаки, мешают современным политическим трансформаціям (7). Но, такой подход, когда государственная нация разрешает публично выразить несколько идентичностей, остается лишь в теоретических разработках, как и концепции цивилизационного (геополитического) выбора. Здесь существует три варианта выбора и противопоставления. Это европейский, евразийский и существование на европейских маргинесах. Хотя существует довольно интересная философско-политическая трактовка попыток самоидентичности (Украина не противостоит ни Европе, ни России, а если что-то подобное и происходит, то это является процессом политизации социокультурного по своей сути процесса. Украина противостоит возможности свого собственного небытия, своего социокультурного угасання (8)), государственная политика и задекларированная позиция ряда националистических партий и движений настаивает на евро-атлантическом векторе. Поскольку здесь тоже присутствует ряд полумер в вопросах самоидентификации (заявленная интеграция в НАТО, что противоречит действующей Конституции), следует рассмотреть попытки собственной национально-политической идентификации и в этом срезе.
Процесс интеграции означает становление частью целого. Если Украина действительно включена в процесс евроинтеграции, тогда она должна закрыть вопрос о самоопределении, т.е. самоидентификации и подчинять свои смыслы в соответствии с целым, либо отсекать их, либо ассимилировать. С другой стороны, следует задаться вопросом – что есть европейское и не являются ли рычаги евроинтеграции (через проведение экономических программ, правовых реформ и трансляции определенного культурного кода) своего рода гносеологическим расизмом по отношению к новым членам и странам-соседям? Не будет ли выхолощена политическая онтология в процессе евроинтеграции, низведя политику до безжизненной механики правовых процессов?
Здесь можно поставить еще один вопрос – насколько идея осмыслить себя как субъекта политики у Украины соотносится с действительностью?
Если исходить от обратного, то, определив отсутствие политической самоидентификации, мы придем к состоянию отсутствия и Политического в Украине, несмотря на наличие суверенитета, и таких атрибутов государственности, как национальная валюта, герб, гимн и т.п. Некоторые украинские политологи близки к этой точки зрения, констатируя то, что “украинская полития еще не состоялась, а вместо этого возник злокачественный симбиоз формально-демократического и фактически-олигархического элементов в организации жизнедеятельности общества». В Украине не «срабатывает» аристотелев принцип справедливости, который особое внимание обращал на равенство «по достоинству», и крайне размытые грани между оценкой граждан по их индивидуальному, производительному вкладу и их чисто приспособительными инстинктами. В связи с этим, в Украине конца 2 начала 3 тыс. обозначилась уникальнейшая по своему внутреннему строению толпа: общество в подавляющем большинстве являет собой атомарный конгломерат атомизированных индивидов. Большинство граждан снует по периферии своих личных интересов и следует в орбите личной неустроенности, выживает, видя в другом потенциального противника (9).
В связи с этим будет нелишним привести результаты исследований, проведенных осенью 2008 г. Национальным Институтом Стратегических Исследований Украины в отношении освещения украинскими СМИ исторических событий (которые признаны государством как национально знаменательные – это Голодомор и День Соборности) и подачи национальной культуры на ресурсах дипломатических структур Украины, так как публичная политика тоже является формой репрезентации власти. Согласно отчету проведенного мониторинга, «у периодических изданий различных регионов отсутствует концептуальное единство, что негативно влияет на процесс консолидации украинского общества». На сайтах дипломатических представительств национальная культура представлена недостаточно. Содержится в основном не современный, а этнографический и фольклорный пласты культуры. Имеющаяся информация не учитывает современных реалий, суживает возможности для адекватного восприятия современных реалий современной культуры и культурного наследия иностранцами. (10)
Далее мы коснемся основных символов государственной власти Украины – гимна, флага и герба. Дискуссии по неоднозначности трактовок официальной государственной геральдики и торжественной национальной песни возникли сразу же после их официального принятия и не утихают до сих пор. Хотя правительственная точка зрения состоит в том, что «желто-голубые цвета символизировали Киевское государство еще до Крещения Руси», это не доказуемо и вряд ли соответствует действительности. Западная Европа и Византия переняли геральдическую традицию Римской Империи, где символом высшей власти был пурпурный (красный) цвет. В Украине синий цвет стал использоваться как символ гетьманской власти (гетьман является калькой с немецкого Hauptmann, «капитан», что подразумевает командование исключительно вооруженными силами, а не правление над целым народом) стал использоваться с 17 в., возможно по аналогии с символикой господарей соседнего Молдавского княжества, которые являлись вассалами Оттоманской империи и не имели право на использование королевских регалий. Интересно, что флаг войска Запорожского имел малиновый цвет, что адекватнее символизирует суверенность. По другой право использовать сине-желтый цвет был дан Мазепе Карлом XXII, дабы идентифицировать «своих» в сражении с войсками Петра Первого. Существуют неурядицы и с тризубом, который является малым гербом Украины. Украинские ученые Александр Белов и Георгий Шаповалов сходятся во мнении, что трезубец является верхушкой скипетра Византийского императора и, вероятно, был заимствован князем Владимиром. Помимо этой версии существует множество теорий происхождения тридента – летящий сокол, якорь, древний символ триединства (в индуизме идентичный знак широко применим и, помимо триединства символизирует разрушительную стихию бога Шивы). Если связать этот символ с государственным строем Украины, то получается парадокс. Символ является монархическим (княжеским), в то время как Украина является республикой: res publica – дело народа (лат.). Подобные символические нестыковки прослеживаются и в проекте самого герба, который вот уже 17 лет не могут утвердить. Проект предполагает размещение тризуба на щите, над ним – великокняжеский венец и намет. Тогда спрашивается, кому принадлежит венец и кто будет «помазывать на царство»? Здесь уже поднимается и вопрос конфессии. «Сам намёт является фигурой рыцарских и дворянских гербов и указывает на готовность вассала защищать интересы сюзерена. Чьим вассалом является Украина»? (12). Еще два важных элемента проекта герба – это золотой лев на задних лапах и казак с мушкетом, символизирующий войско Запорожское. В Конституции указано, что «большой Государственный Герб Украины устанавливается с учетом малого Государственного Герба Украины и герба Войска Запорожского», но какое место в таком проекте может занять герб Войска Запорожского — неизвестно, ведь в нынешнее время такой юридической единицы в Украине не существует.
В-общем, история европейской геральдики при проектировании герба совершенно не учитывалась.
Гимн Украины также подвергался критическим оценкам. Первая строка «Ще не вмерли України ні слава, ні воля» вообще подвергалась насмешкам, так как трактовалась как «лебединая песнь». В переводе с древнегреческого гимн (ὕμνος) означает торжественную песнь, восхваляющую кого-либо или что-либо. Но дальше в тексте идет воинственная риторика, призывающая к вторжению в соседние государства («Станем, браття, в бій кривавий від Сяну до Дону»). А в припеве говорится о «братьях козацкого рода». Все было бы понятно, если бы это был гимн военной организации, каковой и было войско Запорожское. Она была построена по принципу мужского союза и первоначально присутствие женщин в стане Запорожцев строго наказывалось. Но, во-первых, в Украине женщины официально имеют равные права с мужчиной, во-вторых, Украина в современных размерах включает в себя и земли, где проживали жители, неоднократно страдавшие от набегов этих же Запорожцев. Первоначальный текст Чубинского хоть и был скорректирован, но все же и в нем остались поэтические строки, которые диссонируют с заявленными принципами украинской государственности, взятыми на себя международными обязательствами и реальным положением дел. По сути, гимн Украины остается сказочным мифом с футуристической переспективой, законсервированным в прошлом.
Если сравнить агрессивную риторику официального гимна страны и некоторые выкладки из догматов украинских нациналистов, которые мы уже приводили в статье, с опросами общественного мнения, получается довольно противоречивая картина. Украинцы стараются выглядеть миролюбивыми (даже националисты говорят о своей пацифистской позиции, заявляя о вечной многострадальности украинского народа и обвиняя в вечном милитаризме и империализме Москву), на деле являются довольно гостеприимным народом и выступают против каких-либо конфликтов. И здесь лежит ключевой вопрос – понимают ли сами украинцы чего они хотят? Могут ли они четко идентифицировать себя? Найдется ли мужество у их лучших представителей прийти к консенсусу для вполне определенной репрезентации вовне?
Шведский государственный деятель и один из основателей науки геополитики Рудольф Челлен около века назад по отношению к потере поляками своей государственности отмечал, что это было вполне логично, так как там, где собиралось два поляка, появлялось три мнения и, по словам шведского мыслителя, раздел Речи Посполитой между другими державами из-за отсутствия социальной консолидации среди самих поляков, мог вызвать по отношению к ним лишь патетическую реакцию. В случае Украины сейчас мы видим нечто подобное, так как единства нет ни в вопросах правильной репрезентации государства, ни в вопросах самоидентичности. Более того, в некоторых регионах заметно явно негативное отношение к идее самой украинской государственности, а также формам ее репрезентации в виде символики.
Дмитро Донцов. Націоналізм. –Вінниця: ДП «ДКФ», 2006, с. 208-224.
Максим Орлик. Ідея і чин України: нарис ідеологічно-політичних основ українського націоналізму. – Київ: УВС, 2001, с. 77-121.
Штепа Павло. Московство – его происхождение, содержание, формы и историческое развитие. – Киев-Ровно, 2005, с. 11-14.
Конституция Украины. http://www.president.gov.ua/ru/content/constitution.html
Касьянов Г.В. Теорії нації та націоналізму. Київ: Либідь, 1999, с. 260-262
Елена Борисенок. Феномен советской украинизации. Москва: Европа, 2006. с. 128-129.
7. Воропай Т.С. Національна ідентичність та національна держава. Глобализм глазами современника: блеск и нищета феномена. Материалы докладов и выступлений участников международной научно-теоретической конференции. Сумы – 2002. с.9-10
8. Зайцев М.О. Модернізація і проблеми національної ідентичності. Україна в контексті євроінтеграції: матеріали доповідей і виступів міжнародної науково-теоретичної конференції, 1-3 грудня 2005 р. Суми: Вид-во СумДу, 2005, с.64-65
