Специалисты по творчеству великих поэтов и мыслителей Востока отмечают, что в сущности Иран и Туран представляют собой не только этно-политические данности, но две политические, идеологические и мировоззренческие противоположности. Вряд ли это так однозначно, видимо имеется множество подводных течений и не всегда публичных представлений по поводу этих двух цивилизационных «тектонических плит», и наряду с противоречиями Иран и Туран во многом совпадают по многим этническим, политическим, геополитическим и религиозным параметрам.
Так или иначе не будет большой неточностью утверждать, что такое течение, как паниранизм возник не в вакууме и не является «вещью в себе», а онтологически связан со своим антиподом – пантюркизмом. При этом, не только на протяжении 20 века, но и многие века именно иранская идея находилась в «обороне» (иногда в «глубокой обороне»), тогда как пантюркизм в той или иной форме наступал и продолжает наступать.
Представляет интерес то, что по подобию пантюркизма, который возник и инициирован на периферии тюркского мира, паниранизм скорее всего возник в некоторых провинциях современного Ирана, возможно в Гиляне, Мазендаране или Лористане. Это вполне естественно, так как любая великая идея требует «тишины» и «неторопливого осмысления».
Нынешние адепты или сторонники идеи паниранизма утверждают, что данная идея время от времени возникала в различных углах иранского мира, но, как и пантюркизм, оформилась в цивилизационную и геополитическую доктрину только в результате очевидной модернизации иранского общества, которая несомненно произошла в 20 веке. В отличие от пантюркистской доктрины, паниранским идеям длительное время не хватало энтузиазма ее носителей, понимания политических и социальных перспектив современного Ирана и иранских народов в различных регионах.
Внешняя политика Исламской Республики Иран, во многом, разнообразна, разнонаправлена и применяет различные приемы и подходы, направленные на усиление влияния Ирана и на обеспечения национальной безопасности, включая различные ставки на конфессиональные и этнические группы и общины. В суннитских тюркоязычных и арабских регионах Иран не имел больших шансов приобрести новые позиции, но во внешней политике Ирана просматривается некий синтез иранизма и шиизма, и в сущности иранская революция была ирано-шиитской, со всеми особенностями, свойственные этой цивилизации, иранизму и шиизму.
Пантюркизм также предпочитает этно-религиозный синтез, то есть, тюркизма и ислама, но ирано-шиитская доктрина гораздо более идеологизирована и эмоционально более напряжена. За последнее десятилетие иранская внешняя политика стала более сдержано относиться к реализации глобальных планов в масштабах всего исламского мира и более сконцентрирована на задачах усиления и приобретения новых позиций в преимущественно шиитских и иранских странах. Для Ирана такие государства как Ливан и Сирия это важнейшие партнеры в шиитском «поясе», от положения которых во многом зависит безопасность Ирана и геоэкономические перспективы в Западном направлении.
Политическая практика показала, что арабские шиитские общины в большей мере опираются в своей политике на Иран, нежели на арабские государства. Однако на Западном направлении одной из наиболее неприятной проблемой для Ирана являются амбиции курдов, которые в подавляющей части сунниты, и их политические структуры в сильной мере связаны с США и Европой, а также с Израилем. Курды, как иранский народ, так и не стали партнером Ирана, и вряд ли это произойдет в перспективе. Иранцы утратили практически все позиции в курдских регионах Ирака, и в значительной мере и в Турции. Но иранцы настроены оптимистично, и рассматривают политическую перспективу курдов как не очень благоприятную. Если даже в Северном Ираке будет создано международно-признанное курдское государство, оно окажется в известной мере изолированным и блокированным со стороны Турции, Ирака и Сирии. Во всяком случае, без опоры на Иран курдское государство будет ощущать себя не уютно. Вместе с тем, курдский мир слишком велик и сложен, чтобы надеяться на его включение или тесную интеграцию с Ираном. Скорее всего, еще очень длительное время будут иметь место между курдами и Ираном. На территории Ирана проживают до 6,0 млн. курдов, и эта проблема еще впереди. Следует отметить, что рассмотрение курдов, как партнера иранского мира, происходит только в кругах сторонников паниранизма, которые несколько дистанцированы от иранского официоза.
На протяжении веков большой проблемой для безопасности Ирана является Афганистан, который несмотря на множество внутренних и внешних проблем длительное время выдвигает серьезные внешнеполитические амбиции. Афганские элиты, как принимающие радикальные исламские доктрины, как и придерживающиеся умеренных взглядов, очень убедительно и твердо идентифицируют себя как важную и даже центральную составляющую иранского мира. Еще десятилетие назад режим талибов непосредственно угрожал агрессией Ирану, что вынудило Иран мобилизовать и сконцентрировать на афганской границе значительный воинский контингент. Однако, после нивелирования власти талибов, после операции США и НАТО, Иран провел широкую работу по ориентированию отдельных провинций и всего Афганистана в свою сторону, что означало ни что иное как усиление ираноцентризма. В особенности, иранские усилия оказались последовательными и системными в провинции Герат, где иранцы продемонстрировали свои способности по интеграции столь важной афганской провинции. Причем, это происходило при доминировании американцев и их партнеров в Афганистане.
Политические и общественные элиты Афганистана понимают, что присутствие войск коалиции рано или поздно будет ограничена или вообще будет свернуто. Афганистану предстоит вполне самостоятельно предстать не только перед лицом внутренних угроз, но и оказаться перед внешними вызовами. Главной опасностью для Афганистана в будущем является конечно же Пакистан, с которым до сих пор нет утвержденной государственной границы, и на территории которого проживает две трети численности пуштунов – государствообразующего народа в Афганистане. Пакистан находится на грани политического и территориально-государственного раскола. Ведущие государства Евразии, ни Китай, ни Индия, ни Россия не готовы и не испытывают желания предложить Афганистану поддержку и гарантии безопасности. Западное сообщество вряд ли захочет в очередной раз вторгаться в эти регионы. На севере от Афганистана расположены довольно слабые государства, не могущие также оказать какой-либо действенной помощи.
Остается одно близкородственное государство, которое могло бы хотя бы стать надежным партнером для Афганистана, это Иран, и афганские элиты не могут ни заметить этого. Иран обладает в Афганистане по крайней мере двумя надежными партнерами, это персоязычные таджики и хазарейцы-шииты, которые расселены в стратегически важных регионах страны. Иран надеется на скорый вывод из Афганистана американских войск и постепенное нивелирование в стране власти, зависимой от Запада. Но одновременно иранцы не могут не опасаться последующих , возможно очень опасных событий, когда к власти могут придти некоторые группы, ненавидящие Иран, а таковых в Афганистане немало. Судя по тому, как активны в Центральной Азии, в том числе в Афганистане израильтяне, можно предположить, что иранцам есть чего опасаться.
Иран пытается включить Афганистан в совершенно новые для него линии поведения, как участника альянса трех иранских государств – Ирана, Таджикистана и Афганистана. В последние 2 – 3 года, Иран в особенности активен в этом направлении, пытаясь работать не только в политической, но и в экономической сфере, вовлекая оба государства «Восточного Ирана» в общие экономические интересы. К Северу от Гиндукуша успехи Ирана очевидны, здесь распространены иранские товары и услуги, создана определенная образовательная и культурная инфраструктура проиранской направленности, несмотря на несовпадение представлений суннитов и шиитов. К югу от этой линии, успехи Ирана менее значимы, и во многих районах присутствие Ирана вообще не наблюдается.
Но главным успехом иранской политики в Афганистане стали новые, более тесные отношения с «центральными властями», что ранее было весьма проблематичным, с учетом прежних давних враждебных отношений. Конечно, без понимания афганским правительством реальной перспективы и ожидаемых процессов в регионе, такое сближение было бы невозможным.
Очень важно то, что Иран поддерживает целостность Афганистана, хотя многие эксперты предполагали, что Иран однозначно поддержит афганских таджиков, занимающих важное политическое и региональное положение в Афганистане, и по мере развития событий предпочтет поддержать таджикский «автономизм». Но таджикские лидеры не увидели благоприятной перспективы в создании отдельного таджикского государства на Северо-Востоке и на Севере Афганистана, не располагающего никаких реальных ресурсов для нормального существования, а стать одним из составных частей Афганистана. Иран, опираясь на таджиков и хазарейцев, всегда может обладать рычагами влияния в Афганистане, и вовсе не заинтересован во фрагментации Афганистана.
Возможно, стратегической целью Ирана в отношении Южной Азии является ослабление и этно-политическое размежевание Пакистана, как основного своего соперника и непредсказуемого соседа на Востоке. И в связи с этим Иран также заинтересован в нахождении Афганистана в орбите своей политики, как важнейшего участника во фрагментации Пакистана, который в Тегеране всегда считали временно существующим государством, и ставшего особенно опасным после овладения атомным оружием.
Таджикистан, как новое государство в Центральноазиатском регионе, не имеет внешнеполитического опыта, и государства региона, не имея опыта общения с ним, пытаются отнестись к нему с осторожность с учетом существования в этой стране потенциала острого гражданского противостояния. Однако Иран с самого начала развала СССР относится к Таджикистану как близкородственному государству и сыграл большую роль в преодолении внутриполитического и военного противостояния. Не будет преувеличением утверждать, что иранская политика явилась одним из важных факторов сохранения таджикского государства, что соответствовало интересам США, России и Китая. В 90-тых годах было понятным, что лидеры Узбекистана имеют намерения либо инкорпорировать Таджикистан, либо привести его в зависимое положение. Тогда Узбекистан не поддержало ни одно государство ни региона, ни внешнего мира, но стало понятно что Таджикистан нуждается в «патронаже» в лице сильного партнера, которыми выступают Россия и Иран, но роль Ирана становится все более значительной. Иран постоянно стремиться приобрести в Таджикистане новые позиции, в ключевых отраслях экономики, в том числе играть более важную роль в гидроэнергетике и в водоиспользовании, что становится причиной острого противостояния в регионе Центральной Азии.
Таджикистан в советское время представлял собой наименее русифицированную и советизированную республику, с наиболее патриархальным и религиозным населением. Одновременно таджикская нация все еще продолжает формироваться, и в этой стране сильны региональные различия, что также предполагает необходимость сильной внешней политической и экономической поддержки. Несмотря на то что политический вектор в Таджикистане предполагал исламскую составляющую, здесь с большим опасением и недоверием относились к Ирану, хотя и происходили дружелюбные переговоры и общение. На протяжении многих лет, после обретения независимости, на Таджикистан оказывалось сильное давление по вопросам его сближения с Ираном, против чего выступали практически все внешние участники игры в Центральной Азии. Тем не менее сейчас Иран и Таджикистан вышли на новые позиции сотрудничества и подписали договора, которые по характеру и содержанию можно отнести к стратегическим. Можно предположить, что развитие иранско-таджикских отношений является важным фактором сближения Ирана с Афганистаном и Таджикистана с Афганистаном, то есть укрепления «иранской тройки». Вместе с тем, Иран весьма заинтересован в использовании месторождений урана в Таджикистане, которые по разным оценкам составляют не менее 13 – 15% мировых запасов. «Урановая тема» видимо станет приоритетной в развитии иранско-таджикских отношений.
Паниранский альянс, который видимо будет провозглашен в более официальной форме через несколько лет, станет важнейшим фактором в геополитике Центральной и Южной Азии, привнесет большую стабильность и уверенность этих и других стран, перед лицом различных вызовов. Если данный альянс продемонстрирует стабильность и позитивное влияние на ситуацию в регионы, то США, Россия и Китай, а также Индия и ЕвроСоюз будут заинтересованы в укрепление позиций «иранской тройки». Вместе с тем, многое будет зависеть от двух обстоятельств: создание и функционирование энергетических коммуникаций и отношения с Китаем. Именно от этих обстоятельств будет зависеть отношение США к данному альянсу. США могут игнорировать многие амбиции и устремления данных иранских государств, но глобальная задача сдерживания экспансии Китая остается, и от этой задачи будет зависеть многое в регионе долгие годы. Между тем Иран, как и прежде, будет пытаться не допустить или ограничить транспортировку каспийских и центральноазиатских энергоресурсов в западном направлении, а также установить с Китаем более тесные и обязывающие отношения. Поэтому, видимо, формирование паниранского альянса будет включать много проблем, и США не станут благодушно наблюдать за его созданием.
Важным является вопрос об отношениях между Турцией и Ираном по поводу формирования паниранского альянса, и отношение к этой инициативе государств Центральной Азии. Турция попытается продемонстрировать свою позицию к попыткам включить Таджикистан в новые стратегические отношения с иранскими государствами, так как это, так или иначе, приведет к некоторым нарушениям регионального баланса сил. Скорее всего Иран и Турция найдут возможности уравновесить эту ситуацию, и нужно отметить что между этими двумя государствами имеется богатый опыт отношений и договоренностей по поводу проблем в Южном Кавказе, Центральной Азии и Ближнего Востока. В несколько более неприятном положении окажется Узбекистан, который рассматривает эти тенденции как нежелательные, оказывающие влияние на весь регион Центральной Азии. В ситуации когда Казахстан и Киргызстан в рамках своей многовекторной политики все более интегрируются с Россией, а Туркменистан продолжает отстаивать свой нейтральный статус, Узбекистан не может надеяться на статус региональной макродержавы, когда Таджикистан более убедительно выходит из-под его влияния.
Пока данный альянс не достаточно сформирован, Иран не имеет возможности перейти ко второму этапе формирования паниранской доктрины, что включает вовлечение в орбиту иранского влияния «непредставленные» иранские и шиитские народы, чьи ареалы расселения распространены в Южном Кавказе, в Ираке и в зоне Персидского залива, а также в Пакистане.
