Национал-социалистическое движение пребывало в состоянии дезорганизации и сотрясалось партийными бунтами, когда Гитлер 30 января 1933 года был назначен рейхсканцлером. «Кабинет национальной консолидации» был следствием компромисса между влиятельными группировками из сфер экономики и политики. Вместе с рейхсканцлером Гитлером в кабинете оказалось сначала два национал-социалиста, представлявших правое крыло партии: министр внутренних дел Вильгельм Фрик и Геринг в качестве министра без портфеля (и министр-комиссара внутренних дел Пруссии). Именно они отговорили Гитлера от идеи формирования кабинета, не опирающегося на парламентское большинство (так называемого Praesidialkabinet). Партийные левые были обойдены, если только не принимать во внимание позднейшее назначение Йозефа Геббельса министром пропаганды. Также обошли и начальника штаба СА Эрнста Рема, после падения Грегора Штрассера ставшего бесспорно человеком номер два в движении. Из членов НННП следует назвать вице-канцлера Папена и Гугенберга, министра экономики и сельского хозяйства. Разнородность состава правительства и национал-социалистического движения делало неизбежной борьбу между фракциями вокруг естественных противоречий интересов в экономике, управлении и партийной жизни после того, как власть укрепится.
Во время «взятия власти» не существовало никакой связной концепции внутренней и экономической политики, к тому же Гитлер разгромил центральный аппарат – и за контроль над партией теперь соперничали Роберт Лей как начальник штаба центрального аппарата и Рудольф Гесс как председатель Политической центральной комиссии. Отношения в руководстве стали еще более запутанными, когда Гитлер назначил небольшое количество высших функционеров «рейхсляйтерами» с неясными полномочиями. В этой ситуации парторганизации и гауляйтеры делали, что хотели. У СА также не было концепции деятельности, но младшие командиры стремились прежде всего к увеличению своих подразделений с целью расширения своего влияния. Благоприятная возможность была для этого налицо, так как защита существующей власти стала главной задачей СА. После выборов в рейхстаг 5 марта 1933 года радикализовавшиеся массы рядового состава и оказавшиеся без контроля младшие командиры предприняли широкомасштабную атаку на земельные и коммунальные правительства, а также на все без исключения общественные организации и институты – коричневая революция началась.
Геринг сформировал 22 марта свою прусскую вспомогательную полицию из СА, СС и «Стального шлема» и произвел чистку регулярной полиции, остававшиеся верными республике полицай-президенты были замещены в большинстве случаев командирами СА. Рем получил должность министерского комиссара по вспомогательной полиции и смог иметь заместителя в прусском министерстве внутренних дел. В Пруссии, в подвергшихся унификации землях и на коммунальном уровне возникла сеть специальных комиссаров СА, которые стремились втиснуться в роль посредников между партией и местной администрацией. Уполномоченные Рема в землях, округах и районах представляли интересы СА. Акции, связанные с применением насилия против политических противников проходили с одобрения начальника штаба. Также он нисколько не возражал против создания концентрационных лагерей и даже покрывал убийства, совершаемые членами набиравших мощь СС. Партийная армия действовала против марксистов и консерваторов, а значит, дело не ограничивалось только одними левыми. Объектами для нападений служили также капиталисты, банки, биржи, промышленно-торговые палаты, торговые дома, крупные земельные собственники и соответственно раздражающие фигуры местного значения, причем дело доходило до тесного взаимодействия с НСБО. Уже спустя пять дней после выборов в рейхстаг Гитлер запретил в интересах стоявших за кабинетом хозяйственных кругов какие-либо самовольные действия «сторонников национал-социализма снизу» против экономических объектов – и все же этот приказ постоянно игнорировался как и многие другие.
Самоуверенность командиров СА вполне понятна: вскоре начальник берлинских СА Карл Эрнст командовал 250 тыс. чел. – в два с половиной раза больше, чем рейхсвер насчитывал солдат. Между январем и летом 1933 года партийная армия выросла с 300 тыс. до 700 тыс. чел., благодаря массовому притоку новых членов и поглощению «Стального шлема» рост постоянно продолжался. Следствием были размытие идеологических устоев и во многих частях усиление антикапиталистических настроений. Часть ранее ушедших членов партии возвращалось назад: в 1934 году их доля составила 25%. Вопреки уставу тысячи были приняты в партию без партийной книжки, среди них много бывших активистов коммунистического «Союза борцов против фашизма» и «Имперского флага». Но все же согласно немногочисленным имеющимся в наличии исследованиям доля партийцев, поддерживающихся левых убеждений, составляла, кажется, только 1-2%. Конечно, СА, также как и НСБО, были привлекательны для неорганизованных коммунистов из среды «Союза борцов» и революционной профсоюзной оппозиции, как и для прочих левых, что наглядно подтверждается на примерах Рурской области, Баварии и Берлина. Рем и его подчиненные строили СА, ни на кого не оглядываясь, чтобы впоследствии использовать массовую армию как средство политического давления на партию и власти. Недавно вступившие, как и старые борцы (Alten Kaempfer) надеялись, конечно, на улучшение их часто катастрофических социальных условий. Раньше коричневорубашечники могли обнадеживаться тем, что Гитлер исправит их положение после взятия власти, но прокапиталистический курс после прихода в правительство разбил их надежды. Командирский состав был подвержен радикализации: он, естественно, стремился к тому, чтобы завоевать расположение радикализовавшихся масс и желал улучшения социального положения. И этим был запрограммирован раздрай с имевшими полномочия в этой сфере партийными органами, властями и предпринимателями.
Конфликт с партией начинается
Гитлер и имперское правительство, а частично также и правительства земель потеряли какой-либо контроль над гауляйтерами и партийными организациями, результатом чего стала нежелательные для партийного руководства широкомасштабные атаки членов движения на экономические объединения, коммунальные органы власти, общественные службы, профсоюзы, систему социального обеспечения, земельные правительства и так далее. Хене попал в точку, когда назвал движение «аморфной массой групп с самыми различными интересами, которой партийное руководство могло руководить только с крайней степенью усилий». В Германии царил хаос, так как непрерывная борьба за власть внутри движения теперь могла распространиться на более высокий уровень. Например, министры-президенты земель часто вступали в жесткие конфликты с имперскими штатгальтерами и гауляйтерами, в который оказывались вовлеченными еще и такие массовые организации, как НСБО, Трудовой фронт или СА. Как раз радикализм СА и НСБО, которых партийные органы рассматривали в качестве замаскировавшихся марксистов, по различным причинам вызывал сопротивление партийных функционеров, попавших в местные, коммунальные и региональные органы власти. У партийных функционеров и устремившихся теперь в партию «павших в марте» из числа чиновничьей элиты очень скоро обнаружилась тенденция к союзу, чтобы избавиться от наседавших партийных левых и ослабить давление на себя со стороны нижних слоев. Ставший тем временем прусским министром президентом Геринг и министр внутренних дел Фрик к тому же поставили своей целью установление «просвещенной диктатуры» в союзе со старыми функциональными элитами. И так иерархия комиссаров СА оказалась у них на пути – мавр сделал свое дело.
Рем игнорировал протесты. Охваченный искренним негодованием он подвергал критике коррумпированность и рабский менталитет партийных функционеров и гауляйтеров, также как авторитарный стиль руководства партией и государством. По поводу печально известного бойкота евреев с 1 апреля 1933 года шеф СА высказался против расового принципа и потребовал «исключительно» высылки прибывших после 1918 года евреев из Восточной Европы. Прочим евреям должны быть предоставлены квоты для участия в общественной жизни, исключение делалось для фронтовиков. Имевшие ранения и награды должны были иметь равные права с немцами. В представлениях Рема СА выступали как воплощение революции и ее гарант, как надзирающий и проводящий координацию между партией и государством орган. По его мнению, только СА могли в такой посреднической роли обеспечить функционирование нового государства. Он считал ошибкой и критиковал блокирование Гитлера с капитанами промышленности, рейхсвером и чиновничеством. Только представители национал-социалистического движения могли занять ведущие посты в государстве, в то время как чуждым движению элементом оставались прочие уровни. С одной стороны, Рем выступал сторонником фюрерского принципа и его осуществления в СА, с другой, ему принадлежали слова: «В особенности потому, что они являются воплощением самой подлинной народной общности, вопросы о личностях ставились и будут ставиться свободно».
Начальник штаба так явно и не сделал выбор в пользу того, что было важнее: фюрерский принцип или революция, вопрос, на который Отто Штрассер ответил уже в 1930 году. Руководство СА признало авторитет государства, правительства рейха и земельных правительств, также как и имперских штатгальтеров. В соответствии с решениями правительства СА и СС должны были обеспечивать осуществление «направляющей свободной воли» Гитлера. «Они обеспечивают: защиту и чистоту идей революции, воспитание народа в духе народной общности, незамедлительное и безостановочное исполнение принятых законов». Шломо Аронсон не без оснований указывает на сходство представлений Рема с идеями воинственных хунвэйбинов времен маоистской Культурной революции. СА с неизбежностью вступали в конфликт с администрацией, хозяйственниками, партийцами, гауляйтерами и правительствами: не в последнюю очередь потому, что у комиссаров не было четко очерченных полномочий.
Рем отчаянно стремился к государственному финансированию СА, так как обильно текущие пожертвования промышленников существуют только в воображении отдельных историков. До лета 1933 года они получили только 860.084 рейхсмарки и 614 пфеннинг (из них больше чем половина поступила от ИГ Фарбен). В мае 1933 года начальник штаба все же сумел добиться софинансирования вечно страдавших от финансового голода СА через министерство внутренних дел – и до января 1934 года они сумели получить 21 млн. рейхсмарок. Не позднее чем летом 1933 года управляющий ИГ Фарбен Генрих Гаттино поступил в группу советников при верховном командовании СА в качестве советника по экономическим вопросам. Шефом экономического отдела был Эрих Любберт, бывший перешедшим из СА доверенным лицом Штрассера и управляющим на предприятиях строительной и транспортной промышленности. Так что это неудивительно, что Рем был одним из главных сторонников заключения бензинового контракта с ИГ Фарбен в декабре 1933 года.
Вторая революция
30 мая 1933 года последовало несколько распоряжений Рема: «Достаточно напраздновались. СА и СС должны были отказаться от того, чтобы курить фимиам самим себе и посвятить себя исключительно решению поставленных перед ними задач. Есть такие люди, которые одерживают победы, это солдаты, и такие, которые празднуют победы и позволяют себя чествовать, это все прочие». Специальным комиссарам было предписано блюсти интересы СА, также как и полицай-президентам СА и вспомогательной полиции. Правда, Рем пылко признается в любви к Гитлеру, но приказ сопровождает конфиденциальное письмо к младшим командирам. В ходе великих революций после первой войны наступает фаза стагнации. СА как боевые отряды революции должны преодолеть эту фазу. Роль чисто пропагандистской организации была недвусмысленно отвергнута, и для прорыва следовало поднять на щит солдатский идеал. «Уже в этом году» перед СА будут поставлены «особые» задачи. Гитлер должен в любое время иметь возможность располагать гвардией революции, и командирский состав должен позаботиться о готовности. Одновременно Рем отправил письмо партийному казначею Шварцу и начальнику штаба руководства имперской партийной организации. Рем предупреждал от того, чтобы поддаться на обман. Рядовые бойцы СА были настроены «серьезно и озлобленно» из-за того, что партийные функционеры проникли во власть и в полицию. Многие коричневорубашечники имели чувство, что после завоеванной ими победы их оттеснили в сторону. Гауляйтеры словно потеряли какой-либо контроль над настроениями рядовых активистов. Как и многие представители «системной оппозиции» Рем пал жертвой заблуждения, что Гитлер просто оказался исключительно под влиянием дурных советников.
Позднее начальник штата в июньском номере «НС-Монатсхефте» выступил со статьей «СА и немецкая революция». «В новой Германии» «дисциплинированные коричневые батальоны штурмовиков» стоят плечом к плечу с вооруженными силами, но «не в качестве их части». Рейхсвер имеет свои задачи, а именно «защита границ рейха, насколько ему позволяет это делать его небольшая численность и совершенно недостаточное вооружение». Полиция же должна «бороться с правонарушителями». Наряду с рейхсвером и полицией в качестве третьего силового фактора выступают «имеющие особые задачи» СА и СС – иерархия трех опор режима оставалась совершенно неясной. От СА и СС требовалась «огромная работа в рамках немецкого возрождения». И затем следовал прямой вызов реальности «Третьего рейха». СА и СС объявлялись основными столпами «грядущего» (!) национал-социалистического государства. «Одержана великая победа, но она является не полной. Вовсе не ход событий с 30 января до 31 марта 1933 года представляет собой смысл и суть немецкой национал-социалистической революции. Кто только хотел принимать участие в шествиях с горящими факелами и впечатляющих маршах под развевающимися штандартами и флагами и под гром барабанов, звон литавр и оглушительный рев фанфар и кто нынче думает, что участвовал в немецкой революции, тот пусть ступает домой; он путает «национальный подъем» с немецкой революцией. Поэтому тем, которые, будучи партайгеноссе или сочувствующими, шустро и проворно уселись в кресла новой Германии или с ранней поры оставались в них сидеть, и которые ныне полагают, что все в превосходном порядке и с революцией наконец должен наступить покой, совершенно спокойно и бесстрастно следует сказать: эта цель еще далеко не достигнута, и пока настоящая национал-социалистическая Германия только ожидает своего воплощения, СА и СС не перестают вести жестокую и яростную борьбу. Поэтому СА и СС не потерпят, чтобы немецкая революция остановилась или же ее на полпути предадут те, кто не участвовал в борьбе. Не ради вас, но ради Германии. Так как коричневая армия это последний бастион нации, последний бастион против большевизма. Если люди с обывательской душой считают, что национальная революция продолжается уже слишком долго, то мы соглашаемся с ними исключительно в том, что это на самом деле прекрасное время, когда национальная революция заканчивается, и начинается национал-социалистическая революция. Нравится ли им это или нет, но мы продолжим нашу борьбу. Если они в конце концов поймут, о чем идет речь, то с ними! Если они не захотят, то без них! И если этому суждено случиться, то против них!»
Проблема начальника штаба состояла в том, что его представления о революции страдали недостатком политического содержания. «Немецкая революция» была для него продолжением бурной активности СА, атаки борцов, политических солдат на буржуазное общество. Для Рема солдат был выше политика, и политический солдат должен был руководить обществом и государством. В любом случае через свое публичное излияние Эрнст Рем дал ясно понять, что насчет него заблуждались. Еще никогда ему не отводилась роль пассивного получателя приказов, уже во время мировой войны и в среде боевых союзов от отличался своей ярко выраженной любовью к спорам.
Хайнц Хене пишет: «Соратники Гитлера все же скоро обнаружили, что сложившаяся ситуация не имела ничего общего с национал-социалистической революцией, о которой они мечтали долгие годы борьбы. Это было национальной революцией, если угодно: революцией коалиции нацистов и консерваторов, при этом исчезновение консервативных партий ничего не изменило. Это означало конкретно, что не произошло никакого краха буржуазного порядка, и не было никакого национального социализма (…). Вскоре стали раздаваться лозунги, что национальной революции слишком мало, что за ней должна последовать вторая, «настоящая» революция: революция национал-социалистов. Сначала было пара безработных старых нациста, которые так думали, затем к ним добавились другие недовольные: руководители НСБО, которые чувствовали, что препятствуют их антикапиталистической деятельности на предприятиях, идеологи Боевого союза ремесленного среднего сословия, ощущавшие себя обманутыми в их крестовом походе против крупной промышленности и существования товариществ, а еще «социалистические» командиры СА и совершенно разные группы из числа старых сторонников Грегора и Отто Штрассера, которые представляли не такой политику своей партии после прихода к власти. Вторая революция – это лозунг воодушевлял всех тех, которые никогда не прекращали бороться с государством, какие бы то ни было формы оно не принимало. Удивительное зрелище: неимущие в коричневой униформе мобилизовывались против государства, ключевые позиции в котором только что заняли как раз их более удачливые и проворные товарищи по партии». Происхождение термина «Вторая революция» неясно, Госсвайлер предполагает, что его пустили в оборот штрассерианцы и подхватили активисты СА и НСБО. Возможно, впрочем, его придумали в НСБО, активисты которых уже в апреле 1933 года, когда государством был учрежден региональный институт «фюреров предприятий», выдвинули лозунг: «Революция мертва! Да здравствует революция!» Генрих Беннеке, бывший между прочим в ту пору руководителем ведомства по высшей школе в СА (SA-Hochschulamt), выразился так: «Едва ли призыв ко Второй революции мог происходить из СА, так как командиры СА были более верны принципам партии и также потому что разрешение серьезных социальных проблем еще остававшихся безработными сотен тысяч членов СА уже начало обретать практическое воплощение».
Партийные правые ответили кампанией, которая открылась публикацией речи Гитлера в «Фелькишер Беобахтер». «Положения нашей программы не обязывают нас вести себя подобно безумцам и переворачивать все вверх дном, но грамотно и осторожно воплощать в жизнь наши идеи». 6 июля 1933 года на совещании в рейхсканцелярии Гитлер указал всем имперским штатгальтерам и высокопоставленным командирам СА, что революцию необходимо превратить в эволюцию. За приходом к вершинам власти должно последовать внутренняя перековка людей, следует поостеречься поспешно принимать чисто формальные решения и рассматривать их как венец всего. «Революция не является перманентным состоянием, она не должна превращаться в продолжительный процесс. Разбушевавшийся поток революции следует перевести на устойчивые рельсы эволюции. При этом важнейшее значение обретает воспитание людей». Программа нацистской партии обязывает не к радикализму, но к тому, чтобы «грамотно и осторожно воплощать в жизнь наши идеи». Партийцы на местах получили указание не вмешиваться в работу административных и правительственных органов. «Вся власть принадлежит государству». Источником власти является исключительно воплощенный в государстве народ, а не какие-либо организации – прямо-таки свидетельство о смерти НСДАП, выписанное ее «фюрером». На второй конференции имперских наместников Гитлер уточнил: «В Германии нет больше цели, к которой могли бы стремиться национал-революционеры и национал-социалисты». Партия должна была очень скоро участвовать только лишь в работе коммунальных органов, земельные правительства и правительство рейха работали, обходясь без нее. Гитлер подавлял любую попытку движения сохранить самостоятельность: идея создания сената, собрания гауляйтеров, организация «Старых борцов» - все это оказалось под запретом.
Фрик объявил какие-либо устремления к Второй революции в циркуляре от 11 июля саботажем, также и Гесс недвусмысленно высказался против радикальных устремлений. НСБО стали мишенью для яростных атак со стороны еще один раз предавшего свои убеждения Геббельса, и Лей отказал национал-социалистическому профсоюзу в каком-либо праве на решение экономических и социальных задач. В середине июля министр пропаганды извергал угрозы «замаскировавшимся большевистским элементам», которые говорили о Второй революции в тот момент, когда народ и нация только что вознамерились закрепить и развивать в течение ближайшего столетия результаты нашей революции. Но и после этого в земельные министерства внутренних дел и Фрику поступали сообщения о превышении полномочий со стороны СА. Рем в конце июля ответил запретом самовольных акций и недостойного поведения, что было проигнорировано едва еще поддающейся контролю и постоянно растущей массой членов организации. Начальник штаба попытался направить энергию недовольных в массовые шествия. Но все же он только подлил масло в огонь, так как был заложником своих политических амбиций. Между СА и партией возникла пропасть, но командирский состав был и без того уж привычен к продолжающимся стычкам с партийцами. Хене пишет: «Командиры СА с их антидемократическими убеждениями считали массу партийных функционеров такими же коррумпированными и эгоистичными, как и всех прочих политиков в Республике; ни один честный командир СА не доверял партийцам. Тем более, что имелся повод относиться к ним с подозрением: партия уже отошла от своей «социалистической» программы, и Гитлер уже пошел на союз с консервативными силами».
Что касается конфликта между партией и СА, здесь дело было также в проблеме отцов и детей. В НСДАП преобладало, как и прежде, военное поколение, в то время как в СА большинство активистов было младше 25 лет. В Берлине 70% членов СА были младше 26 лет и почти 90% младше 30 лет. Более чем 40/% членов СА были из среды рабочего класса, почти на 10% больше, чем в партии. Одна треть выросла в бедности, одна шестая были наполовину сиротами, две трети потеряли во время мирового экономического кризиса рабочее место или бизнес. Конфликты вспыхивали чаще всего в Пруссии и Баварии, где министр-президент Людвиг Зиберт и министр внутренних дел Адольф Вагнер, гауляйтер Мюнхена, скоро энергично выступили против Рема и влияния СА. К осени им удалось остановить атаку комиссаров СА на баварские органы власти. В качестве партнеров им предложили свои услуги рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, Курт Далюге и шеф СД Рейнхард Гейдрих, которые постепенно ставили полицию земель под свой контроль. Так как СА также претендовали на подчинение себе полиции, возник еще один очаг напряженности.
Кризис режима
Вопреки широко распространенным легендам едва ли можно говорить о скором наступлении экономического чуда после прихода нацистов к власти. На рубеже 1933/34 годов, как и прежде, было зарегистрировано четыре миллиона безработных, снижение же их численности в основном сводилось к статистическим манипуляциям. Заработная плата по-прежнему оставалась на уровне минимума 1932 года, и даже продолжала ощущаться нехватка продовольственного снабжения для низших слоев городского и сельского населения. Дополнительные социальные программы Германского Трудового фронта, «Силы через радость» и «Национал-социалистической благотворительности» находились только в стадии разработки. К этому же добавился встревоживший общественность валютный кризис (последствие инфляции). Экспорт критически сократился, промышленность, выпускавшая товары народного потребления, вследствие низкой покупательной способности должна была перейти на сокращенный рабочий день и пойти на увольнения, наступившая вследствие отсутствия валюты нехватка сырья душила производство экспортных товаров. Выборы в советы уполномоченных стали бедствием для НСБО, за которые с учетом голосов, поданных против, и отказавшихся от голосования проголосовали всего только 25% работающих по найму. Кроме как голой силой, гитлеровский режим едва ли долго мог сохранять промышленных рабочих под своим контролем. То, что разработанный в союзе с хозяевами тяжелой промышленности «Закон об основах национального труда» односторонне защищал интересы предпринимателей, вызвало еще большее возмущение не только у работающих по найму, но и у партийных левых. Именно в НСБО еще большую популярность приобрели и так распространенные взгляды левых национал-социалистов. Самое позднее с января 1934 года организация была поставлена под надзор отдела гестапо IIE1 («экономическая политика, промышленный саботаж, деструктивные проявления в НСБО, аграрная политика»). Все больше сообщений, получаемых гестапо (тайной политической полицией) предупреждали о росте слоя «зараженных марксизмом» функционеров в НСБО. Как утверждалось, национал-социалистический профсоюз «постепенно по частям переходит в лагерь врагов государства» и поэтому заслуживает особенного внимания. Счастливые времена для НСБО остались к этому моменту позади, так как уже 12 сентября 1933 года их руководитель Рейнхольд Мухов погиб в результате «связанного с огнестрельным оружием несчастного случая» при до сих пор невыясненных обстоятельствах, это был первый в целом ряду подозрительных «несчастных случаев» в истории Третьего рейха.
Вследствие особенностей организационной структуры движения именно страдавшие от безработицы рабочие прежде всего оказались в рядах СА. В Гляйвице 100% членов СА были безработными. Основная масса рядовых сторонников нацистского движения была крайне озлоблена. Здесь был налицо опасный социал-революционный потенциал, усиливавшийся благодаря перебежчикам из бывших левых организаций и подпольной деятельности коммунистов и социалистов. Давление снизу радикализовало также и командиров СА, которые должны были давать выход недовольству, чтобы самим не потерять контроль. В декабре 1933 года коммунист Эрнст Торглер после своего оправдания на процессе по делу о поджоге рейхстага удостоился высочайшего визита: начальник берлинских СА Карл Эрнст появился в его камере с бутылкой шампанского, чтобы обмыть хорошую новость. Как сказал Эрнст: «Вы хотите социализма, и мы также его хотим».
В середине декабря наметилась определенная переориентация министерства пропаганды. В берлинском Дворце спорта Геббельс заговорил о «молодежи, выступающей за немецкий социализм»: «Социализм это вовсе не упущенная возможность, не вывеска и не конь для парада, на котором мы скакали, когда боролись за власть, чтобы затем, после прихода к власти, сойти с этого коня. Социализм это убеждения, которые наполняют все существо человека и которые не имеют ничего общего с буржуазными предрассудками. Буржуазия поняла это совершенно верно, когда она обрушила особенную критику именно на эту сторону наших воззрений. Так как в этом отношении мы другие, здесь мы жестче, и в этом заключается, если перенести на настоящее время, залог неизменности нашего курса». Конечно, Геббельс, как и прежде, вел двойную игру – и одновременно он интриговал против лидера Германского Трудового фронта Лея, которого подозревал в приверженности духу профсоюзов и классовой борьбы.
Как писал Хене: «Лозунги СА нашли свой отклик в слоях населения, которые разочаровались в гитлеровском режиме. Тысячи мелких лавочников, на выборах неизменно голосовавшие за партию, выражали недовольство и разочарование, так как они считали, что правительство предало их в их борьбе против крупной промышленности и универсальных магазинов, бесчисленные крестьяне протестовали против навязываемых Берлином порядков на деревне, и миллионы рабочих почувствовали правоту своих опасений, что господство нацистов означает ничто иное, как господство крупного капитала»
