Нас ждёт наш проводник в этой священной поездке под землю, в утробу родовой памяти. Царь мёртвых – безусловный и вечный владелец нашей земли. Отец всех угров и гуннов, совершенный император того гештальта, который немцы запечатлели в сочном слове «Хунгариш». Отец всех вещей, воплощённая война, первая евразийская империя. Он – великий учитель, сам – Аттила подходит из бездны теней. Он спускается по ступеням к своему золотому трону, меж качающихся каменных деревьев вниз на сумрачную площадку, покрытую мхом, туда, где восседают цари угорского народа: могущественный Сибирь-каган и Гунн-Дракон – мадьярский Секей – Влад Цепеши. Там же - улыбающийся ледяной улыбкой, болгарский царь Аспарух, там же истинный баян народный – потомок лапландского князя – Николай Клюев!
Он взят сюда грозными гуннскими князьями - услаждать их тонкий царственный слух. Тут же лучшие гуннские и угорские шаманы и поэты, таинственные подземные танцовщицы в морозных зелёных перьях изумруда, танцовщицы с гранатовыми глазами, их жесты нежны, как подземные воды!
Мы, как рек подземных струи,
К вам незримо притечем
И в безбрежном поцелуе
Души братские сольем.
Мы садимся на мохнатую спину необозримого шестипалого Индрик-зверя и медленно спускаемся в глубь гуннских тысячелетий. Вниз, постепенно вниз.
Великие тюрки древности – комплиментарные и, одновременно, надменные гунны восседают на подземных слонах. Они - царица-матка неисчислимого роя чёрно-золотых угорских ос.
Диалог с царём в берёзовом лифте
На слепом мамонте мы входим в шахту имперского лифта – бесконечную малахитовую шкатулку, расположенной в стволе Берёзы, растущей из бездны мирской. В кабине приятно пахнет фиалками. Velvet Underground.
- Кто движет, сим подъёмникам, учитель? – вопросил я царя.
- Великаны угорских гор, энергия человеческого времени и абсолютный шаманский дух – был ответ.
- Почему ты не в Небе, как истинный сын Отца Небесного?
- Один Аттила улетел на Небо, другой спустился под землю, чтобы соединить свою судьбу с судьбой моих угорских солдат, с теми, кому промыслом Бога нашего не дано жизни небесной. Один Аспарух на небе, другой – со своими болгарами под землёй. Один Влад на небе с коленом секешей скачет по бирюзовой траве в ледяных вершинах облаков, напоминающих ему родные Карпаты, а другой - здесь.
Судьба гуннов двояка. Судьба угров – едина. Они родились в уральских пещерах. Имя им – Гора. Пройдя героическую жизнь – они возвращаются в подгорные бездны. А мы, гунны, идём за ними, как пастырь никогда не оставляет своих детей.
Они спокойны и бесконечны, число их неисчислимо. У них нет морали, нет и предела. Это они сделали Россию беспредельной страной от первого океана до третьего мимо второго, потому что имя им – беспредел. У них нет границ, они во всём подобны нам, своим командирам, но они доверчивы как дети, большие злые дети, грубы и неотесанны, ходят в опилках и босиком, они конкретны до безобразия, чисто конкретны – сказал бы мой брат Дракон. Европейцы прозвали сначала венгров, а потом за ними и всё наше гуннско-угорское море ограми – орками, людоедами, неотёсанными болванами, роботами Аттилы. Романы и германцы издеваются над славянами, рекут их «презренными венедами», боятся и заискивают перед гуннами и тюрками, угров они ненавидят!
Угры - предмет их особой ненависти.
С нашей же, имперской точки зрения – Угры просто проекция нас, офицеров звёздных дорог – вниз. Горы – это застывшие и окостеневшие облака, пространства России и беспредельные пустоты преисподней – запечатленное небо, запечатленный лик Отца нашего. Что вверху – то и внизу. На небе – Тюрки, под землёй – Угры. Однажды, когда мир перевернётся – мы поменяемся местами, а пока наши тени здесь готовят этот магический переворот.
- Что есть Финны, Учитель? Почему их вечно ставят впереди угров?
- Потому что они были первыми, они населяли Русскую Равнину до нашего прихода, когда океан Хунгариш залил равнину своим пеплом, они попрятались в могилы и подземелья. С тех пор мы их зовём сииртя. Когда мы провалились в могилы – они провалились ещё ниже, в водные подземные топи, где окончательно потеряли человеческий облик, превратившись в персонажей снов, в духов мест, в носатых круглолицых призраков. Языки, именуемые ныне финскими – на самом деле все были переняты финнами у угорских пришельцев. Однако, они сохранили свой язык, тайный, известный только им, в нём нет человечьих слов, он беззвучен и бестелесен, он напоминает шипение тумана и всхлипы воды, скрип утонувшего дерева и хохот проснувшийся трясины.
Финны – духи наших мест, они хорошо имитируют угров, прячутся за их широкие спины. Но различить их можно безошибочно – по улыбке. Угры ухмыляются как натянутый гуннский лук, финны, как колобок на носу у лисы. Бессознательное финнов раскромсано на отдельные фрагменты, они индивидуальны, душа же всех остальных на нашей равнине: славян, тюрок и угров – коллективна. Угры подвижны, финны недвижимы, припаяны к одному месту, Угры – беспредельны и безграничены, Финны – пленники места, на котором сидят. В нашем бессознательном они сроднились с лешими, конюшними, банными, водяными, с анчуткой и кикиморами. Угры – живые и активные мертвецы, Финны – старые тени, их герой Вяйнемяйнен родился стариком. Славяне женятся на финках, а по ночам кожа их жён становится на ощупь, как кожа жабы. Да вот они – посмотри!
Сквозь прозрачные стены кабины гуннского лифта мы увидели бесконечное число зелёных человечков и синюшных дымчатых теней. Они плясали посреди колонн, наступающих в разные стороны, колонн бритых и ладных угорских покойников. Финны были особыми подземными цветами этого торжественного мира.
Красные мертвецы идут спасать вас! - рычал по-оркси своему финскому однофамильцу Сергею медный привратник костяного океана Хунгариш Валерий Мантров. Так кричал, что было слышно, наверное, и на верху. Абсолютный Вахтёр Мантров поправил чёрную фуражку и улыбнулся всеми своими людоедскими зубами, отобранными у мёртвого мамонта. Идеальный гунн, законченный угр.
Красная Армия движется с Востока: в небесах, на земле и под землёй. Её малиновые волны-орды захлёстывают этот никчёмный устаревший мир. Тысячи полков подземных угров стояли в в полусветлых хрустальных подземельях в ожидании небесного гонга. Чтобы сожрать Европу, капитализм и цивилизацию. Чтобы утопить её в радужной пыли красных ковров.
Божий Гонг раздастся сию секунду.
Пока лифт плавно спускался мимо этих адских чудес, император продолжал свой спокойный рассказ:
- Я стал хозяином этих мест. Сам Эрлик заходит сюда выпить со мной подземного мёда. Посмертная жизнь гуннских царей проходит достаточно просто – это бесконечная организация и логистика подземных угорских армий. Но сила обратного времени постоянно тянет вниз, а небесный дубль зовёт наверх. Вот мы и движемся в стволе этой вертикальной берёзы: вниз и вверх, вниз и вверх, запивая нашу тоску ледяным берёзовым соком. Он даёт нам бесконечную силу и бессмертное благородство, чтобы смотреть вниз – туда, где на дне финского моря Ошым покоится древний угорский сундук. В этом сундуке лежит всё.
- Можно ли попасть туда и как это сделать?
- Вниз и вниз, мимо ожидающих красных угорских армий, за медные ворота Смерти - вниз только вниз, в прорубь синюшного колодца, обмотанного золотым полозом, туда, где растут потусторонние яблоки цвета чёрных болот, туда, где ничего нет кроме ходячих финских ножей, туда, откуда к русским приходят сны. От чар сего колодца даже угорские покойники, даже наши механические волки засыпают безмятежным мертвецким сном. Туда, где посреди воскового погоста стоят последние часовые - блаженные Угры и охраняют волшебный чемодан.
Лифт остановился, и мы вышли из Бесконечной Берёзы в очередной угорский каменный лес. Гуннские цари опять расселись на свои троны, удивительной красоты мёртвые эрзянки принесли нам бессмертный берёзовый сок в кубках из карельской берёзы же.
Аттила, Север, Дракон и Двурогий.
Такими я и запомнил их - идеальных генштабистов Подземелья, окружённых неисчислимой свитой мёртвых угорских ос, тьмаполчищем угорской чуди, глаза коей настолько красны, что кажется, будто один мир давно уже закончился, а грядущий ещё не начался.
Утонувшие в океанах
Не восходят до облаков,
Они в подземных, пламенных странах
Средь гремучих красных песков.
До второго пришествия Спаса
Огневейно крылаты они,
Лишь в поминок Всадник Саврасый
На мгновенье гасит огни.
Абсолютный Вахтёр, пропусти нас, пожалуйста, в Ад:
Пожилой патефон, подчиняясь приказу,
Забирает иглой ностальгический вальс.
Патефон был угорский, как и всё в этом Царстве, он мог подчиняться только приказу. Чисто конкретному приказу. Падаем дальше под яростный оркский джаз. А снизу рвутся наверх несчастные тоскливые белые птицы.
