Быть реакционером в современном мире – преступно, тот, кто бескомпромиссно отстаивает консервативные ценности – опаснее любого революционера с его несбыточными прожектами, опаснее агентуры влияния врага, опаснее танковых дивизий, даже взятых вместе с томиком Рене Генона. Реакционер подрывает основы современности, выпадает из нее, не хочет в нее вписываться, говоря, что вовсе он не современник Майкла Джексона, Барака Обамы и Бритни Спирс, а потому в гробу видал все это разнообразие, которое сливается в безликую серую, что-то постоянно кричащую массу. Реакционер правильно чувствует дух времени, восставая против диктатуры историцизма, распознав в нем извечного врага рода человеческого. Он не хочет имеет с этим миром ничего общего...
Сам термин «реакция» возник в начале девятнадцатого века и одно время был синонимичен слову «консерватизм». Так после французской революции реакционерами стали называть тех, кто вынашивал идеи Реставрации королевской власти и восстановления католической монархии во Франции. Позднее предметное поле «консерватизма» расширилось, и вот уже возникли «консерваторы» оценившие «по достоинству» преимущества капиталистического образа жизни, консерваторы, соглашавшиеся с прогрессистским доктринами. «Владельцы заводов, газет, пароходов» в поисках выгоды, чтоб наверняка не выпадать из политической жизни подчинили себе и вошли в состав большинства институционально оформленных консервативных организаций. Именно так, консерваторы приобрели славу защитников «дикого капитализма», теории «государства-ночного сторожа» и прочих либерал-экономистких концепций.
Когда, обычные консерваторы больше не опасны, тогда то и возникает страшилище «реакции» - главное зло любого прогрессиста. Не вовремя разбуженный декабристами Герцен, обладавший, вероятно, оттого неясным сознанием, а также плеяда наших революционеров-демократов, среди которых особой популярностью пользовался паразитический жанр литературной критики, начали вовсю примерять этот термин к окружавшей реальности. Реальность была действительно такова что по-иному и не назовешь.
Российская Империя при Николае Первом – оплот порядка в Европе, средоточие имперского могущества. Главные столпы ее идеологии - патриотизм и «официальная народность». В Петербурге коротает вечера вышвырнутый из либеральной Европы Жозеф де Местр. Империя на самом пике своего величия. Она поддерживает средневековую сословную и монархическую систему не только в себе самой, но и за пределами государство, волевым образом навязывая ее и соседним странам, усмиряя революции 1848 года в Центральной и Восточной Европе.
Это настоящая реакция, потому что настоящая реакция – это деятельный консерватизм, не желающий никаким образом мириться с существующим положением вещей. Это консерватизм, который перешел в атаку, наступающий, злобно оскалившийся на врагов порядка и государственности. Это не смутная ностальгия по старым временам благообразных старцев, но активность деятельных мужей по приведение системы в соответствие с вечными и незыблемыми ценностями. Реакция – это не только сохранение порядка, но и навязывание его, отражение атак современности и переход в контрнаступление. Это ответ на вызов самому существованию народов и государств, религиозных и этических систем.
Быть реакционером – большая честь, это значит отличать больное от здорового и стремиться искоренить болезнь, это значит действовать, а не сидеть на месте, это значит обладать устойчивым мировоззрением и стремиться воплотить его в жизнь. Пламенный реакционер – это своего рода большевик справа, в котором ясное осознание поставленных целей сочетается с деятельной волей по их воплощению в жизнь здесь и сейчас.
Потому термин «реакция» обладает больше мобилизационной силой нежели «консерватизм» или «патриотизм». Под определением себя как реакционера подпишется меньше народу, зато они не будут поголовно идиотами и пнями, как большинство нынешних консерваторов. Нет цены людям, которые захотят вернуться к Средневековью и вытопить сало из очередного Дмитрия Быкова на костре из его никчемных книжонок.
Реакция как процесс ответа на вызов современности всегда керигматична, скажем мы, используя терминологию Александра Дугина. Она несет в себе рационально-волевое начало, которого так не хватает всегда русскому обществу и русскому народу. Только через реакцию, консервативную имплозию возможно осознание самого себя русским народом, который пока предпочитает обитать где угодно, только не на территории, где и разум и воля сходятся воедино.
В реакции все осознанно, а реакционеры всегда знают что делают. Потому их стратегии, прежде всего в России оказываются наиболее успешными. Главных обскурантов на российском троне – Николая Первого и его внука Александра народ боготворил, а вот отменившего крепостное право Александра опять же с внуком, но на этот раз с Николаем, согласившимся на созыв парламента – убил. Хотя бы это говорит об эффективности правлений царей-реакционеров и царей-реформаторов.
Реакция не просто дело осмысленное – на ее стороне всегда блестящие умы. Пламенными реакционерами были такие фигуры как Хуан Доносо де Кортес, и великие Жозеф де Местр и Константин Леонтьев, Луи Бональд и Томас Карлейль. Они крайне рациональны, и потому могут показаться антигуманистичными только потому, что не идут на поводу у мелких людских пороков, слабостей и откровенных иллюзий.
Традиция интеллектуального крайнего консерватизма проявилась позднее в том, явлении, которое получило название консервативной революции, особенно в тех ее течениях, что, будучи наиболее укоренены в национальной традиции получили и наибольшую поддержку населения своих стран, таких как Фалангистское движение Испании и легионеры Корнелиу Кодряну в Румынии.
Реакционер стремится восстановить пропорциональное, с его точки зрения мироустройство. Особое значение играет чувство меры, аполлоническая соразмеренность. Он восстает против титанического несоответствия, постоянного напряжения, надрыва современного мира, который в гордыне своей желает слишком многого. Потому ему неприятны как либерал, так и коммунист с нацистом, которые словно Прометей или Люцифер бросают вызов божественному порядку.
Реакция – по природе своей аристократична, но она, же имеет всегда высокие шансы, после очередного поражения восстать, словно Феникс из пепла. Секрет в удивительной смычке высокого интеллекта, духовной аристократии и простого народа, который всегда интуитивно стремится к порядку. Реакцию приемлют те, кто думает и делает, но воротят нос, те, кто привык изображать какую-либо деятельность или мыслительные усилия.
«Реакционное» поведение естественно для здорового психически и физически человека, для того, кто проживает в состоянии гомеостаза, устойчивого равновесия со средой, для него такое равновесие – залог существования. Лишившись его, простой человек чувствует себя неуютно, стараясь восстановить естественное для него положение дел, природное состояние вещей. Это инерционное мышление, сила которого зачастую недооценивается. Это голос крови и почвы, мощный глубинного, бессознательного, иррационального, укорененного в коллективных архетипах. Такие люди, как правило, становятся базовой опорой консервативных режимов, или тех, кто претендует на бренд консерватизма, как республиканцы в Соединенных Штатах.
Кто такой рядовой республиканец? Как правило, это выходец из глубинки, который амбициозным и жадным до чужого добра эмигрантам-демократам кажется недалеким, грубоватым, лишенным необходимого такта, а зачастую, страшно сказать, невежественным. Чем неприятен рядовой русский человек, равно как и вся традиция русской государственности, доморощенным либералам? Ровно тем же. Они невежественны. Нет ничего страшнее для современного мира, нежели пресловутая «невежественность», это страшный грех и тягчайший позор, словно прочтение многих книг делает человека умнее или способствует его нравственному совершенствованию.
Сплошь и рядом наблюдается обратная картина – до добра не доводит именно чтение, в одних случаях внешняя образованность заставляет о себе думать слишком высоко тех, кому самой природой размышлять вообще заповедано, в других живое человеческое существо превращается в потребителя бессмысленных знаков, ложных идей, становится заложником больного сознания авторов, мерзких, вонючих, жирных клопов и откровенных предателей.
Как сказал Томас Карлейль: "быть рабом или человеком свободным — это решается на небе». А «кого небо сделало рабом, того никакое парламентское голосование не в состоянии сделать свободным граж данином... Объявить такого человека свободным... это евангелие от беса..."
Кто развалил блестящий Советский Союз, раскачал Российскую Империю, выбрал Барака Обаму – стадо дикарей, научившееся читать, выполнять пару мыслительных операций, и от этого возомнивших себя совестью нации. Это вши, паразитирующие на больных империях. Поэтому их надо травить.
Реакция – совершенно здоровой, точнее оздоровительный процесс, очищение народного организма от неестественных образований, зачастую хирургическим путем. Что удивительно, против «сил реакции» народные массы никогда не идут, а вот всякая шелупонь типа второсортных писателей, художников, артистов начинает бурно протестовать. Народ чувствует в реакционерах своих.
Большинству людей свойственны консервативные и типично реакционные настроения имплицитно, они могут различать, что правильно, а что нет, несмотря на все уловки либеральной пропаганды. Отличать ложь от правды, а больное от здорового могут все, однако только высокообразованные или совсем неграмотные люди не видят в этом ничего плохого. В глазах типичного представителя постсоветского общества чувствуется вина за то, что он «недостаточно толерантен», зачастую такой тип с клоунской физиономией повторяет рассуждения какого-то недоумка из телевизора о «демократии». Однако это только привнесенная блажь , и ее можно успешно лечить, потому что она не укоренена глубоко, в отличие от консервативных инстинктов: утверждения в качестве базовых ценностей семьи, порядка, здорового патриотизма.
Это наши люди, консерваторы, разумеется, если дать им волю, они тут же устроят погром, но кто ее даст? Значит это наша задача, создать настоящее интеллектуальное консервативное ядро, крепкое в самой своей сути, жестко детерминированное целью и принятой системой ценностей. И тогда мы еще дадим бой еретикам и вольнодумцам.
