Я не белый и не красный, Не зеленый и ни чей, Запрягай коней в тачанку, Атакуем сволочей.
(махновская частушка)
Махновское движение, в отличие от классического анархизма, оформлялось в годы революции и войны как антитеза всем существующим политическим и общественным идеологиям. В отличие от «интеллигентского», просветительского анархизма князя Кропоткина, это было яркое, боевое, бескомпромиссное повстанческое движение, основанное на неприятии как существующего строя – буржуазного капитализма, так и его альтернативы - социализма, «пролетарской диктатуры». Это позволяет говорить о том, что правый анархизм, махновство – одна из интерпретаций четвёртой политической теории, наряду с национал-большевизмом Устрялова и евразийством Савицкого, только гораздо более ранняя и ориентированная, прежде всего, на практическую деятельность.
Многие исследователи рассматривают махновское движение как социалистическое, однако это в корне не верно. Несмотря на многие сходные черты, две эти теории имеют фундаментальное различие во взглядах на идеальный мир (и пути к нему). Если для Нестора Махно это крестьянская, во многом традиционная, безвластная и безгосударственная община, то социалисты стремились к анти-традиционной (прогрессивной), и, как это ни парадоксально, крепкой государственной власти: «Махно и его ближайшие единомышленники почитают себя анархистами и на этом основании «отрицают» государственную власть. Стало быть, они являются врагами Советской власти? Очевидно, ибо Советская власть есть государственная власть рабочих и трудовых крестьян»[1].
Однако, не смотря на выборный характер всех руководящих постов в гуляй-польской вольнице, Нестор Махно говорит о жесткой «революционной» дисциплине: «под революционной дисциплиной я понимаю самодисциплину личностей, устанавливающую в … коллективе одинаковую, строго продуманную и ответственную линию поведения для членов коллектива, приводящую к точной согласованности»[2]. Кроме того, партизанская армия батьки носила «контрреволюционный» (по мнению большевиков) характер: «Выступать ли против существующей власти в целях ее свержения и установления другой, "лучшей", как говорят меньшевики и левые эсеры? Нет и нет! Всякое свержение власти сейчас вызовет к жизни другую власть, не лучшую, а скорее худшую»[3]. Но наиболее интересными представляются своеобразные отношения Махно с властями, благодаря которым вольница достигла экономических и политических высот: «Пусть себе та или иная власть сидит в Харькове или в Москве и воображает, что она творит революцию. Мы, дети революции и сыны трудового народа, будем творить свою свободу у себя на местах»[4]. И «живое анархическое слово», как всегда, не расходилось с «живым анархическим делом». Сохранилась телеграмма одного из вождей Компартии Льва Каменева, где он жалуется на это свойство: «Махно не выпускает ни хлеба, ни угля и, вероятно, не будет выпускать, хотя лично мне обещал, все клялся в верности»[5]. Вся практическая сторона славянского евразийства строится на этом повстанческом принципе, озвученном Нестором Махно ещё в 1919 году. Таким образом, махновщина в период перед расцветом вольницы была, с одной стороны, проправительственна, с другой – оппозиционна, «пронародна». Когда же большевистские власти поняли положение вещей, было уже поздно: у Махно была многотысячная армия, а Гуляй-поле стало особым объединением: «налаживаются детские коммуны, школы, - Гуляй-поле - один из самых культурных центров Новороссии - здесь три средних учебных заведения и т.д. Усилиями Махно открыто десять госпиталей для раненых, организована мастерская, чинящая орудия и выделываются замки к орудиям»[6] - писал в докладной записки командующий украинским фронтом Антонов-Овсеенко.
Понятно, что махновщина находится, с одной стороны, в рамках социализма, с другой – в рамках традиционализма. И в то же время, повстанческое движение противопоставляет себя как одному, так и другому лагерю, что ещё раз доказывает принадлежность к «другой» политической теории: не-левой и не-правой. В отличие от анархизма кропоткинского толка (классического), который является коммунистической, т.е. левой идеологией[7].
Конечно, в гражданской войне, как, впрочем, и в «мирной» жизни, фактические действия и личные мотивы перекрывают идеологию. Тем не менее, важно обратиться к теоретическому наследию Нестора Ивановича Махно. Тем более что основная часть его теоретических материалов написана уже после окончания гражданской войны и служит ключом к пониманию происходившего на юге и юго-востоке Украины.
В одной из программных статей – «Анархизм и наше время» Нестор Махно утверждает, что анархизм (как понимает его сам батько) - не политическое движение, а сама жизнь человека, точнее, его жизненное пространство: «Анархизм – учение, охватывающее собою не одну только социальную сторону жизни человека в том узком смысле, какой придают ему освещающие его политические словари и наши митинговые пропагандисты-ораторы: анархизм – учение жизни человека вообще»[8]. Именно в этом осознании роли не идейности, но Идеи – корень и смысл махновщины и всего повстанческого движения вообще (в т.ч. современного). Именно это «несвободное» отношение к своим святыням, способность понимать не только важность цели, но и серьёзность заплаченной цены роднит патриотов, к каким бы движениям они не относились. И именно это свойство махновщины стало основополагающим для всех последующих движений «русского евразийства».
[1] Троцкий Л. Махновщина. - 1919: http://makhno.ru:7520/other/39.php
[2] Махно Н.И. О революционной дисциплине// Дело Труда. - 1925-1926. - № 7-8. – С.4-6
[3] Махно Н.И. Чего добиваются повстанцы-махновцы// Издание штаба дивизии повстанцев войск имени Батько-Махно. – 1919: makhno.ru:7520/st/19.php
