Интенс-лекция по евразийству, прочитанная в летнем лагере Евразийского союза молодёжи в августе 2005 года

И последний элемент евразийской философии. Для того, чтобы определить себя, необходимо сказать, кем мы не являемся. Пока всё, о чем говорилось, настолько энергично, настолько глубоко, настолько абсолютно, что не оставляет и места для какой-то оппозиции, какого-то зла. Кажется, что это настолько очевидно, настолько интересно, настолько правильно, впрочем, конечно, в вас самих существует масса доказательств того, что я говорю. Вы смотрите на себя - вы русские люди, вы существуете. Вы уже родились, ещё не умерли. Вот это и есть высшее доказательство абсолютной справедливости всех вышеперечисленных построений. Вы и являетесь тем, что в исламской доктрине называется «худжад», доказательством правоты евразийской идеи.

Не надо искать каких-то сложных построений, не надо ни с кем разговаривать. Факт существования русского человека есть доказательство абсолютной, триумфальной правоты евразийства. И дальше он живет, как может или как хочет, но на самом деле подчиняясь нашей евразийской логике. В конечном итоге, смысл евразийства в том, что эта тоталитарная, абсолютная, жестко определяющая вас доктрина становится принципом вашей свободы. Она совпадает с вашим произволом. По настоящему евразийским является тот момент, когда вы выполняете неприятный приказ руководителя, осуществляя на самом деле собственную прихоть. Когда приказ совпадает с прихотью, с вашим желанием, с вашим движением души - это настоявшее евразийство, здесь абсолютная свобода сливается в неразрывном синтезе с абсолютной дисциплиной. В таком состоянии, безусловно, отпадает представление о негативе, уходит на дальний план. И может быть – это справедливо.

Потому что для того, чтобы стать организацией, некоей силой, вы должны говорить о позитивной программе. Все, что мы вам говорили – это позитивная программа. И я думаю, что отрицательной программе следует уделять относительное внимание. Но отрицательное предъявит вам себя само, как только закончится эта интенс-лекция, и когда вы выйдете в этот мир, вы будете сталкиваться как раз с неевразийским элементом.

Как обобщить то, что является не нашим, то, что является для нас враждебным? Для этого мы предлагаем такой термин - «атлантизм». Это некие полчища, это доктрина колодцев Запада, это прямая антитеза нашей евразийской философии. Атлантизм формально отрицает ценности народа. Вместо него есть либо масса, либо индивидуумы. Отрицает живую землю и укорененность людей в этой земле, провозглашая так называемое «асфальтовое кочевничество». Мало того, что кочевничество, потому что кочевничество тоже может быть привязано к родным пейзажам, к землям, пространствам, так это асфальтовое кочевничество - кочевничество в искусственном пространстве. Виртуальное кочевничество, постоянное перемещение по одинаковым Макдоналдсам в Тель-Авиве, в Вашингтоне, в Перу, в Москве, на Сахалине, в Японии - один и тот же Макдональдс.

Асфальтовое кочевничество игнорирует живую землю. Это принцип атлантизма, который внедряется в нас со всех сторон. MTV - это пример такой классической агитации. Это абсолютный философский аналог, антитеза каналу «СПАС», он профессионально сделан, но он транслирует атлантисткий код на всех, и в первую очередь на молодежь. Это соответствует отрицанию вечности - хоть день, да мой, живи сейчас, не парься, расслабься, relax. Это приказания. Вы думаете, вам дали угощение? Ничего подобного, вы получили приказ. От евразийцев, мы говорим сразу, мы не скрываем, мы говорим – это указание. «Будьте выше, чем вы сами. Будьте благими, будьте светлыми, будьте чистыми, будьте мужественными, рожайте здоровых, прекрасных детей, творите историю». Это приказ. Да это приказ, и мы не скрываем этого. Атлантисты действуют более подло. Они говорят: «расслабься», но это тоже по сути приказ. А если ты не хочешь расслабляться, стоишь, занимаешься делом, а они тебе: «Не парься». И этот приказ, в конечном итоге: не парься, расслабься, relax - если это повторять часто, а это постоянно кодируется.

Атлантизм кодирует всех нас, он дает нам тормоз, заставляет нас делать то, что мы не хотим. Может быть, и евразийство заставляет делать то, что мы не хотим. Мы вообще ничего не хотим. Но евразийство честно говорит: «Мы заставляем вас делать то, что вы не хотите, потому что мы думаем за вас, мы берем за вас ответственность, и вы будете лучше, будете прекраснее, будете счастливы, даже вопреки вашей воле. Мы сделаем вас счастливыми», – говорят евразийцы, жёстко показывая людям кулак. И сделают. А наши противники, атлантисты, они действуют более подло. Они говорят: «Да ладно там, все нормально, все хорошо. На самом деле они нас отвлекают. А вдруг вы не хотите хорошо. А вдруг вы хотите наоборот, собраться. А вдруг вы хотите двигаться по пути преодоления. А он говорит: «Да ладно. Безопасный секс и все, подумал немножко и хватит, развлекайся». Это тоже приказ, это тоже тоталитарная установка, такая же, как наша. Я не могу сказать, что хуже. Она такая же тоталитарная, она так же насилует вашу волю. Только мы говорим об этом, куда мы ведем, а они не говорят вам. Потому что на самом деле, если бы они сказали сущность этой программы, все бы ужаснулись и просто убили бы этот канал. А его ведущих отловили бы где-нибудь, перевешали, и сделали все, чтобы его закрыли. Достаточно, кстати, одного ведущего повесить.

Атлантизм ненавидит Россию, атлантизм стоит против Востока, атлантизм – это философия дальнего Запада. В свое время древняя цивилизация поставила в Танжере, в Гибралтарском проливе два столба, на которых написала «Neс plus ultra» - «А дальше не». «Дальше не надо» - написано было на этих столбах. Все, кто сунется, тот пожалеет. И пока эти столбы охраняли, ворота Запада были запечатаны, все было более или менее хорошо. Но какая-то сволочь все-таки туда пролезла. И когда она туда пролезла, она сняла эту фундаментальную печать.

Вы знаете, что означает знак доллара? Это два столба Геркулеса, на которых была раньше надпись «За эти столбы нельзя». Там написано не «Neс plus ultra», а «plus ultra» - т. е. «дальше можно». Можно. Сегодня доллар означает движение за эти столбы, движение в запретную зону на Дальний Запад, в Атлантику. Это означает, что освободилось от древних сетей морское чудовище Левиафан, которое лежало в узде долгое время. И когда корабли Колумба и других проходимцев стартовали в ту сторону через Атлантический океан, они своим ритуальным жестом разрушили оковы, которые держали Левиафана, - и Левиафан восстал. Это и есть атлантизм, это и есть философия Далекого Запада, это и есть онтологическое наступление колодцев изгнания.

Атлантизм - это все, что противоположно нам. Когда вы видите, что люди отрицают любой элемент из того, что мы говорим, из того, что мы провозглашаем, и даже из того, что мы чувствуем естественным образом, знайте - это враги, это атлантисты, и в определенном смысле они прекрасно понимают, что они делают, кому они служат, и с кем они борются.

Мы приобретаем знак евразийства на своем челе, вокруг своего существа, - это безусловная вещь, она ставится как маркером на товарах покупаемых в супермаркете. После интенс-лекции этот знак будет на вас. Конечно, он может стереться, и вы его можете удалить как татуировку, но это не так просто, взять и соскоблить наждачной бумагой. Но, тем не менее, когда эти люди видят вас, они считывают этот знак. И этот знак вызывает у них ярость.

Так же и вы сможете по нюансам, по оговоркам, по внешнему виду определить – вот человек повернул кепку назад, одел широкие штаны, пошел. Что это значит? Он находится в состоянии одержимости духом атлантизма. Он служит Левиафану. Напевает реп, ковыряет в носу подросток - все. Это Левиафан, а не подросток. Конечно, это не полное погружение в Левиафана, но это уже в принципе объект разбирательств. Когда нас будет больше, мы, безусловно, таким молодцам проходить просто так по нашим улицам не разрешим. Они должны будут собираться в особых местах, как для больных, и там уже спускать штаны свои, рожу MTV-шную делать и с этими чудовищными досками на колесах скакать, но в особом гетто. Это будет атлантистское, Левиафановское гетто для роллеров или скейтбордистов.

И самое страшное - серфингистов, это самое наглое, самое антиевразийское явление. Просто кандидаты на уничтожение в первую очередь - серфингисты. Нет ничего более отвратительного, чем катание с белозубой улыбкой на этой омерзительной доске. То есть атлантизм – это наш враг, говорить больше о нем не хочется, о нем вы очень много сами знаете. Каждый может рассказать, наверное, целую сагу о том, что такое атлантизм вовне и внутри.

Я фактически закончил изложение евразийской философии. Больше здесь сказать нечего. Ну, конечно многие из вас, кто еще не имеет, получат при отъезде отсюда книги, тома, которые вы будете в поездах, у себя в городах или здесь в Москве перечитывать, знакомиться с нюансами этого мировоззрения и философии. Но самое главное я сказал. Кто не понял, ему уже ничто не поможет, ни книги не помогут, ничего.

Дальше, следующий шаг, то, что должно отскакивать у евразийца от зубов по основным пунктам, когда вы вступаете в дискуссию, в разговор с кем-то. Евразийское представление о человеке. Наверное уже легко понять, что с нашей точки зрения, человек есть воплощение народа и земли. То есть он не есть, это некий условный фрагмент. Поэтому между «я» и «ты» в рамках собственного народа не существует такой уж большой диалектики. «Я», «ты» - по сути дела, если мы русские люди, какая разница, чего делить на самом деле. Это очень принципиальный вопрос. Представление о собственной отделенности как вещи весьма условной. Отсюда общинность, отсюда представление о том, что «человек» – есть почти условное название.

Сегодня Вася, но почему бы ему ни быть Петей? Если он радуется, ест, пляшет, ходит на рыбалку, смотрит на небо, идет на политическую акцию, пишет диплом, почему он, собственно, Вася, с чего он решил, что он Вася? Просто русское живет сквозь него, дышит сквозь него. То есть наше представление о человеке не индивидуально. Это не значит, что у нас нет индивидуальности. Наоборот, как только мы почувствуем себя русскими людьми - русский номер 15, русский номер 17, русская номер 19, - мы начнем воспринимать нашу индивидуальность, но мы будем не искусственным образом, она будет не совокупность насильственного программирования. Наше собственное «я» выскочит из нас в ответ на это, и скажет «Нет, извини, я конечно не Вася, но я и не Петя. Вы назвали меня Васей и считали Васей. Я стал русским, но у меня кое-что свое есть». И пусть это свое расскажет вам, то есть ваша душа – это свое, вот пусть она и назовет свое имя.

Нас, как правило, зовут неправильно, раньше были специальные ритуалы, чтобы давать ребенку название правильное, по святцам, например, у других народов есть другие ритуалы, поскольку имя - это не просто так. Нас в советское время называли Электронами, отец мой - его Гелием назвали. Почему? Какой Гелий? Я расшифровываю, что это Солнце. Могли Электроном назвать, Радием. И, конечно, это не наши имена, конечно, меня зовут по другому, и вас всех зовут по другому. И особенно в наше время это почти случайно, вам дали какую-то бирку, и вы с ней носитесь.

Когда мы отбрасываем это ложное имя, мы становимся русскими. И тогда мы через нашу нацию, через обезличенность, через эту слитность с нашим народом, с нашим собственным телом, с нашим собственным языком, с нашей собственной культурой мы и найдем свое собственное я. И потом всем скажем - «Зовут меня Макарием, называйте меня с этих пор Макарием». Ну уж это будет Макарий так Макарий, да уж действительно Макарий. Это будет искра вечности, а не Макарий. А сейчас пока рано. Имя надо заслужить, у нас имени нет, индивидуальность надо создать. И если ее не создать, тоже ничего страшного.

Понимаете, будет русский человек, пропитавшийся хорошо, по-русски подышавший, погулявший, поживший, накачавший лицо солидное, наевший. Все прекрасное русское пройдет. Но если он еще обретет в себе это высшее, настоящее «я» - замечательно. Мы только скажем «Дорогой, вот тебе и карты в руки, будешь у нас руководителем, десятником или сотником в Евразийском движении, а нет, и так хорошо». Вот это очень принципиально, конечно, и здесь есть антитезы. Есть индивидуум. Атлантизм – это индивидуум. Он как раз говорит «Нет, человек - это только Вася, как назвали, он и есть Вася. Только Вася, это только индивидуум».

Принадлежность к расе, к народу, к языку - это неважно. Сегодня у него такой язык, завтра другой, сегодня он живет здесь, завтра там. Он по сути дела только индивидуум, вот у него есть карточка, чековая книжка, какой-то номер на лбу и на правой руке. А какой он национальности, какой он культуры, чего он часть? Он не часть чего-то, он есть целое – это атлантистское представление о человеке. Наше представление о человеке – евразийское, что человек есть условность, просто условность. И тогда человек может расширять границы своего я до бесконечности. Может вверх и сказать – я дух. А может вширь и сказать – трое или пятеро людей живут во мне, вот Вася, Петя и две Маши. Вот замечательная такая широкая душа, такая широкая жизнь, у какой будет теперь опыт прекрасный. Это расширение человеческих границ и представление о большом человеке называется термином «максимальный гуманизм». Но на самом деле это есть евразийское представление о человеке, - человек как воплощение своего народа и временное явление, непостоянная величина. Человек конкретный - это не постоянная величина, сейчас так, завтра немножко по другому. Но есть постоянные вещи – это народ и пространство, и вечность, которая живет сквозь нас.

Третье, уже к более конкретным вещам переходим, евразийское представление о политике. Здесь, наверное, уже скучно после таких поэтических, философских вводных, говорить о том, что наша задача бороться и победить атлантизм, сделать ценности евразийства тотальными и общеобязательными. Такова наша программа. Мы, конечно, движемся с позиции не триумфальной. У нас очень большой потенциал, поскольку евразийскими являются и страна, и пространство, и энергия – всё, о чем мы сейчас говорили. Но состояние у нас сейчас далеко не блестящее, поэтому справиться с этой задачей очень трудно. Но ставить ее необходимо. И если у людей, даже в таком сжатом состоянии, не будет глобальных перспектив и глобальной воли, они ничего не сделают.

Говоря реалистично, надо бороться с атлантизмом. Мы сможем бороться – это хорошо. Надо стремиться упразднить атлантизм и атлантистов. Если получится – замечательно. Не получится - разомнемся. Границ для нашей деятельности нет, и поэтому когда говорят - «А где вы остановитесь?» Мы нигде не остановимся, никогда не остановимся, потому что евразийство – это открытая философия. Закончим с одним, перейдем к следующему. Это великая идея, как Великая Россия, это великая евразийская империя, и границ мы не собираемся устанавливать. Пусть другие установят нам границы, но когда мы упремся лбом, скажут нам - «Ну вот дальше, ребята, вы уже не пройдете». Все равно пройдем. С такой мыслью и надо жить.

Поэтому для евразийской политики очень важно определение друзей и врагов. Простейшая вещь, это надо помнить всегда - у нас есть враги, безусловно, это атлантисты, у нас есть друзья – это мы сами и те, кто на нас похож. А на нас похожи очень многие, поскольку если то, о чем я говорю, если точно это понять, ясно, что речь идет не о каком-то отдельном движении, отдельной какой-то философии, речь идет об огромных нациях. Речь идет о людях, о ваших родственниках, о ваших родителях, которые, безусловно, евразийцы, не атлантисты же они. Смотрите, как они едят, смотрят на небо, пьют чай с сушками. Это явно евразийцы. Есть какие-то атлантисты, но это отдельные случаи. И то у них дети подчас к нам приходят, говорят - «Все, мама с папой совершенно осатанели, невменяемы. Только деньги, только Макдональдс». Правильно, на самом деле, потому что евразийство глубже. Это не просто формальность. Евразийство – это действительно огромное политическое направление.

Евразийское представление о стратегии. Стратегия евразийства направлена на внедрение евразийских принципов повсюду. Очень важно, что мы не концентрируемся на каком-то отдельном конкретном моменте. Мы движемся по направлениям всех 360-ти градусов. И даже шире - сферическое распространение евразийства. Поэтому если евразийство наталкивается в одном месте на определенные трудности, прорастаем в другом, как трава через асфальт, сначала росток, потом дерево. Потом этот огромный блок закатанного асфальта начинает трескаться, потом идут корни, и нет этого асфальта.

Евразийская молодежь есть – это вы, Евразийский союз молодежи, это очень правильно, но должны быть евразийские старички, евразийские мужики, евразийские бабы, евразийские водители автобусов и евразийские милиционеры, то есть у нас должен быть полный комплект евразийского. Если есть молодые, должны быть старые, если есть умные, должны быть евразийские глупые, если есть евразийские активные, должны быть евразийские пассивные. Мы здесь должны быть очень реалистичны. Нам надо собрать как в Ноевом ковчеге всех по паре. У нас должны быть представлены все, желательно в двух экземплярах. Как в Ноевом ковчеге собирали представителей разных видов, чтобы их перекинуть по ту сторону всемирного потопа, так и в евразийстве должны быть режиссеры, актеры, военные, банкиры, велосипедисты, просто какие-то люди без определенных занятий. Но не только без определенных занятий, потому что это самое простое.

Надо стараться найти евразийцев – представителей всех типов общества. Есть в администрации президента евразийцы. Есть евразийцы в правительстве, я их знаю. Есть крупные банкиры, есть нищие, которые стоят побираются – тоже евразийцы. И чуть дальше и люди увидят вот эту связь, которая связывает одного и другого увидят те нити, которые выстраивают между ними систему коммуникаций, евразийскую систему коммуникаций. Что все это неспроста, и что мы все это готовили долго, еще какое-то время будем готовить, но рано или поздно это даст о себе знать во весь голос. Кто-то занимается евразийством профессионально, освобожденный человек. Кто-то эпизодически. Но самое главное, что евразийство – это внутреннее содержание души.

Теперь евразийское представление о тактике. Общее направление. Здесь уже должны быть конкретные вещи. Расширение структур общественной организации в качестве такой оси, столба тотемного строительства Международного Евразийского движения, Евразийский Союз Молодежи, как молодежная его отдельная, оформленная организация. Расширение - это люди, распространение материалов, распространение текстов, беседы, встречи, семинары, вечера, какие-то мероприятия. Евразийская тактика. Переход от языка теории к языку действия. Очень важно, что сегодня необходимо сформулировать язык действия. То есть мы вышли куда-то, мы что-то сделали, мы собрались, мы что-то организуем. Это должно быть нашим посланием.

Даже не столь важно, чтобы собраться, например, на вечер и проговорить правильные вещи. Это тоже элемент, но это слишком просто. Надо подобрать структуру вечера так, цветы, например, занавески, приглашенных людей подобрать таким образом, рекламу развесить таким образом по городу, объявляющую об этом сборище. Назвать его таким образом, чтобы это действие само по себе было выразителем. То есть надо самим усвоить слова евразийские и перейти к языку евразийских дел.

Но очень важный принципиальный момент, что сейчас как раз стадия того, когда евразийство переходит от размышления, от словесного, вербального выражения к действенному выражению. Поэтому теория евразийского жеста напрашивается, теория его формирования. Это не какая-то законченная вещь. Мы должны сформировать евразийский жест, евразийский стиль поведения, евразийский стиль времяпровождения, евразийские акции. Где-то должно быть много евразийского народа. Где-то может быть 2-3 человека, выйти и совершить евразийское действие, главное, чтобы оно читалось.

Следующий пункт. Нам необходимо расширение аудитории, через упрощение формы евразийского послания. То, что я говорил, это достаточно сложно, это надо осмыслить и упростить, и апробировать на родственниках и на друзьях, как это можно сказать просто. Найти слова. Эти вещи не могут быть заданы абстрактно. Может, мы и выработаем какую-то упрощенную форму, но это будет несколько искусственно. Упрощение должно пройти через вас. Вы и должны упростить, если вы понимаете, вы сможете. Потому что если вы будете просить от нас более простого, значит, вы сами не понимаете. А это уже не хорошо. Вы обязаны понимать, и когда вы будете понимать, вы автоматически начнете подбирать правильные слова, правильные термины, правильные аргументы, правильные примеры для более бестолковых. И этот естественный процесс ко все более и более бестолковым и выработает упрощение евразийского послания. Причем следить за этим будете вы. Это на вашей ответственности, правильно ли вы упростили или нет. Это очень принципиальный вопрос. Упрощение не может быть дано с самого начала.

Активное проникновение в медийную сферу. Сегодня мы живем в мире знаков, поэтому мы должны распространять свои знаки везде. Это и наша символика солярной солнечной звезды, священных лучей космической полночи. Это и само слово евразийство, это и само выражение лиц, оно должно быть евразийским. Определенная внешность – безусловно евразийская. Если правильно работать, таким образом нас будут узнавать, где бы мы ни появлялись и говорить: «Это евразийцы, евразийская физиономия там приближается». Проникновение в медийную сферу может быть самым разнообразным, в том числе и таким. То есть в качестве знака, мы предъявляем самих себя: «Вот мы пришли. Будьте любезны с нами считаться».

Укрепление идентичности евразийского движения - очень важная вещь. Нас должны по-настоящему узнавать, нас должны видеть, нас должны понимать. И мы сами должны укреплять свою собственную ось. Сейчас процесс становления организации может в любом случае занести не туда. Потому что у нас сейчас должно быть очень гибкое состояние, здесь конечно, мы должны быть открыты ко всему, но явные какие-то порочные девиации, отклонения, мы должны отсекать бдительно, поэтому идентичность очень важна.

Что значит идентичность? Евразиец, в принципе, консервативный человек, с консервативными убеждениями. То есть по сути дела он мог бы прекрасно найти общий язык сразу со священником, с попом, с трактористом, с консерватором. У него есть общий набор консервативных установок. В этом отношении – это абсолютно необходимая вещь. При этом обычный консерватор отличается темпераментом, потому что евразийский темперамент он более открытый, более гибкий, более веселый, более раскомплексованый.

Как быть раскомплексованным консерватором? Не раскомплексованным либералом, а раскомплексованным консерватором. Это кстати не такой уж парадокс. Например, абсолютно раскомплексованный консерватор, или денди-консерватор – это тот же Ницше. Множество представителей дендистского движения были убежденными консерваторами (Оскар Уайльд). То есть консервативные ценности не означают такого закомплексованного идиотского быта, или манеры поведения, одежда и т. д. Почему так чудовищно пародийно выглядит большинство консерваторов, разных движений националистических, религиозных? Потому что они изо всех сил хотят казаться консерваторами. По сути дела, они просто обычные постсоветские пэтэушники. Но они хотят жути нагнать, отсюда их внешний вид, нерасторопность, неповоротливость.

На самом деле, когда человек внутренне консерватор, ему не обязательно доказывать это ни себе, ни кому-то. Он может ходить как угодно, кроме каких-то уж крайностей, то есть все-таки более менее одетым. Он может достаточно живо вступать в контакты, в диалоги в разных ситуациях. Вот это евразийский стиль. Но как только дело доходит до определенных фундаментальных вещей, тут он показывает такую жесткость, какую от него до этого не ожидаешь. То есть все мягко, мягко, потом раз - и твердо.

Есть такая формула в алхимической традиции, что не тот металл стоек, который не вступает во взаимодействие с другими металлами, а тот металл стоек, который вступает во взаимодействие с другими металлами, но остается самим собой. Это очень принципиально, это означает, что евразийство очень открыто, но не для того, чтобы вбирать в себя. Что ещё нам могут сказать после того, что мы знаем теперь, едва ли что-то интересное, - так, детали. Поэтому мы должны быть открытыми для того, чтобы свою идеологию спроецировать на других. Не спорить формально «Это мое знание, а это твое знание». Наше знание настолько выше, настолько глубже, настолько тоньше, настолько привлекательней, настолько энергетичнее. Это просто как высококачественный наркотик, который если раз попробовал, другого близко не возьмешь.

Евразийство – это та глубокая энергия, которая по сути дела способна вступать в контакты с другими идеологиями, идеями, взглядами, просто потому, что это не идеологии, не идеи, не взгляды - потому что это детский сад. Так мы говорим с детьми, когда они тянутся пальцами, упорно, внимательно пальцами к розетке, или с ножницами идут. Сразу видно, что они задумали что-то не то. Как с ними при этом говорят? Можно сразу им начать читать лекцию о том, что бывает, что такое 220 вольт, как там бегают электроны и что это кончается обугливанием тушки. Ясно, что это неэффективно. Обычно их аккуратно либо отвлекают, либо тихонечко чем-то обманывают. Говорят: «Зачем тебе ножницы, давай я тебе шарик дам». Растерянный ребенок в этот миг не понимает, как у него выхватывают ножницы, поворачивают в другую сторону, и с шариком он уже движется к другой цели, гораздо более аппетитной и безопасной. Точно также наши диалоги с представителями других идеологий, с консерваторами, с кем угодно, кроме атлантистов.

Атлантисты – враги. Их мало, убежденных мало. В основном это люди, временно находящиеся в состоянии помрачения. С ними надо так и действовать. Давать нашатырного спирта, смотришь телевизор, понюхай спирта. А вот с людьми, которые какие-то идеи экстравагантные, например, консервативные или неконсервативные, коммунистические, национал-большевистские, наши же, нам излагают - с ними должен быть спокойный разговор, как с ребенком, который с ножницами куда-то ползет не туда. То есть, да, вы так считаете, хорошо. И постепенно этого человека не то, что перевербовывать, не перевербовывать, просто чушь, которая у него в голове, вы её, по сути дела, слушаете просто для вида, из вежливости. А на самом деле свое тихонечко ему передаете, даже не вербальное, ведь в евразийстве требуется невербальное.

Интенс-лекция – это невербальная передача. Я на самом деле говорю, а идет другая информация, которая производит в вашем сознании неотвратимые изменения, как звук такой, ультразвук, инфракрасный свет.

Привлечение союзников. Потому что у нас все союзники кроме атлантистов, у нас диверсификация дискурса – принципиальный вопрос, т. е. мы должны уметь говорить на разных языках. Мы пришли к рабочим и тут же заговорили о рабочем движении, о необходимости солнечного труда, о том, что олигархи сволочи и т. д. Мы пришли к интеллигенции, мы стали говорить о величии русской культуры, о Пушкине, о том, что он ошибался, например, неважно. Что он молодец, например, а вот Лермонтов был не молодец, или наоборот. Но мы должны вступить, самое главное в диалог, и через сиюминутную ситуативную модель продвинуть свой евразийский подход. По крайней мере, показать, что есть какие-то фундаментальные ценности, какие вы знаете, а ваш собеседник нет, но о которых вы в этот момент, пока с ним говорить еще воздерживаетесь, поэтому поговорите о Лермонтове.

Самое важное в тактике, сейчас нам надо особое понятие ввести, это понятие «Евразийская сила». Мы должны превратиться в евразийскую силу. Евразийская сила – это предъявление обществу решимости участвовать в его судьбе. Она измеряется количеством сторонников, качеством сторонников, информационной поддержкой среди нас, готовностью к действию, координацией усилий, способностью к автономной активности, способностью к организованной активности и влиянием на ситуацию.

Эти все задачи сейчас стоят перед нашей организацией. Я думаю, что на практическом уровне именно повышение евразийской силы и стоит перед нами на сегодняшний момент, чему посвящены все наши сборы.

Итак, у нас есть евразийская организация, у нас есть евразийская философия, и у нас есть масса евразийской литературы. И главное, у нас должна быть евразийская интуиция, евразийские мускулы, евразийская хватка, евразийские зубы для того, чтобы очень грамотно двигаться в этом мире, исполненном множества ловушек, коварных закоулков, темных подъездов неосвещенных, где нас поджидают враги. Задача евразийцев зайти в этой исторической, фундаментальной, эсхатологической игре как можно дальше.

И последний пункт - евразийские цели, которые стоят в данный момент, на этом я заканчиваю. Наши цели таковые на сегодняшний момент: стать организацией, по-настоящему, стать силой, принять участие в том, что происходит со страной, повлиять на то, что происходит со страной в евразийском ключе. Дальше, стать могущественной организацией, стать ведущей силой этой страны, осуществлять отправление властных функций, как инструментария, для реализации в конкретном бытии евразийских идей. Снова превратить Россию в империю, создать на основании России еще более великую державу, создать континентальную евразийскую империю и участвовать в финальном преображении мира, ни больше, ни меньше.

Вопрос: Александр Гельевич, скажите, пожалуйста, все-таки существуют определенные типы организации, как традиционно принято считать. Что такое евразийство - либо это орденского типа организация, либо организация сетевая, или и то, и другое сразу?

Александр Дугин: Вы правильно сказали, скоре всего, и то, и другое, организация и орденского типа, и сетевого типа, и открытого общественного доброжелательного движения, неправительственной организации, являющейся наблюдателем на выборах. Евразийство – организация нового, новейшего типа.

Вопрос: Экспансия…

Александр Дугин: Да, экспансия во всех направлениях. Мы должны быть всем. Единственное, что существуют некоторые форматы, которые пока для нас не очень интересны, - на сегодняшний момент. Например, форма партии, форма какого-то учебного заведения - это очень дорогостоящие и громоздкие реальности, которые не отвечают потребности на сегодняшний момент. Это не значит, что мы ничего не предпринимаем.

Мы делаем институты, - в Астане есть Евразийский университет Гумилева, Новый Университет существует. Новый Университет является весьма своеобразной образовательной организацией. Иногда в Новом Университете читают лекции на темы совершенно дикие. Например, «Юбка с разрезом и без» Головина - к какой это дисциплине отнести?

В евразийстве все очень гибко и зыбко, словно в волшебной реальности. Сегодня мы организация, сегодня мы едем на выборы в Казахстан как наблюдатели. Но что мы там делаем на этих выборах, как мы манипулируем с этими урнами, с кем мы встречаемся, отойдя на несколько метров от принимающей нас казахской делегации, вот это не всем надо знать. Евразийство – это огромное количество разнообразных сетей, сетевая структура, когда люди идут в одном направлении, но они движутся одновременно не по одной строгой четкой дороге, а сразу по нескольким дорогам, и в любой момент они могут с этого пути свернуть.

Вопрос: То есть, я правильно понял, в режиме воды?

Александр Дугин: Да, в режиме воды, совершенно верно. То есть учитывается возможность в любой момент свернуть в одном направлении. Причем подчас по указанию, а подчас по интуиции. В конечном итоге, задача в том, чтобы приказ совпал с желанием, чтобы, по большому счету, уже никто бы не отдавал приказы. И это тоже принцип сетевой структуры. Кстати, как ни странно американцы, атлантисты берут эти чисто евразийские принципы на вооружение в теории сетевых воин, которые говорят, что важно, чтобы люди считывали не формальные указания, а желания начальства, начальника, или авторитетного человека, там нет начальника как такового.

В евразийстве тоже нет понятия строгого начальника, потому что это сразу переместит нас в ситуацию, а может этот строгий начальник, он еще не достаточно евразийский и т. д. Какая-то иерархия есть, определенная, но эта иерархия гибкая, зыбкая, размытая, на самом деле, и при необходимости жесткая, жесточайшая, просто безжалостная иерархия. Но иерархия, в которой люди сами подчас не подозревают, какое место они в ней занимают. Евразийство – это постоянное явление. Это интересная компьютерная игра. Движешься, оп - а тут, оказывается, ты уже убит.

Вопрос: Вы упомянули Сохраварди, его сакральную географию, интегрирование Европы в Азию, но не логичнее было бы уничтожение Европы, потому что она же не обладает автономной онтологией. И если сравнивать, то можно сказать, что Азия – это вечность, а Европа - это время, поэтому что же здесь интегрировать, если это ничто.

Александр Дугин: А это вот интересно. Это хороший философский вопрос. На самом деле, можно сказать, что интегрировать можно и ничто. По сути дела, в европейском пути к аду, к извращению есть что-то притягательное, и что-то, что Востоку очень интересно, потому что Восток сам по себе другой, он полный, а Европа пустая. И этот определенный немножко сомнительный интерес к Европе здесь присутствует. Конечно, для того, чтобы нормально уйти оттуда, для того, чтобы это реинтегрировать, вернуться назад. Но что-то в этом опыте отчаяния, доступного и внятного европейскому человеку, и совершенно непонятного восточному человеку, что-то в этом притягательное есть. И эта вещь на грани ортодоксии, но что-то из этих колодцев изгнания люди, возвращаясь на Восток, что-то они привносят совсем малую вещь, но которую Востоку не достает, не хватает, которой у него не было, когда солнце светило, пока оно не село и не познакомилось с Зеленой Страной Мертвых на Западе.

Это возвращение на Восток с опытом Запада, это сильнее, чем просто защищать Восток. В евразийстве есть тонкий момент – конечно, мы Азия, Восток, все это верно, абсолютно, это вечность. Но что-то в этом опыте потери, утраты, бестолковщины, вырождении, которое есть на Западе, есть не то что притягательное, а есть загадочное. И поскольку евразийство ничего не боится, идентичность восточная, рассветная идентичность в евразийстве сильнее, чем можно себе представить, она - эта гигантская рассветная идентичность, то, соответственно, она не боится интересоваться вопросами закатных стран. И это такой Абсолют, который с удовольствием и даже с неким интересом вглядывается в Ничто.

Эта интеграция – не простая проблема, но стиль такой определенной ненависти, пока ничто нападает, а с другой стороны некоего такого интереса, своеобразного интереса, демонологического интереса к Ничто у Абсолюта есть безусловно. Это некая, быть может гетеродоксальная сторона евразийства. А интеграция, строго говоря, это действительно отрицание, и ничего там хорошего и интересного нет, и все хорошее – это просто разбавленное наше. Так, вся хорошая теология католичества - это пересказ, дурной пересказ восточной патристики и т. д. Конечно, у нас все это в тысячи раз все замечательнее и прекраснее. Что там интересоваться, когда мы можем оригиналы посмотреть и все будет правильно. Но особенно есть симпатия, знаете, как притча о блудном сыне. Когда европейцы идут к Востоку, идут к русским, идут к нам, идут к Азии, в них бывает что-то обаятельное. Те, которые ушли и вернулись они и вызывают…

Вопрос: У них был уникальный опыт.

Александр Дугин: Я не думаю, что его стоит повторять. Его уже без нас внедрили. У нас у каждого есть колоссальный опыт колодцев западного изгнания, и для нас актуальнее это движение к Востоку. Но этот опыт очень ценен, действительно, именно у русских он есть, потому что Восток просто ничего не понимает в Западе, он есть и есть, а мы на пересечении, мы туда достаточно далеко зашли, на Запад. И мы поняли Запад, поняли его ужас, как ни один восточный человек не понимает. Поэтому мы и можем, мы должны встать во главе войны Востока с Западом, потому что мы понимаем Запад.

Восточные люди, например японцы, мы были с Дмитрием Поляковым в Японии, мы встречались с профессором-кантианцем, специалистом по Канту, который сказал: «Я всю жизнь занимаюсь Кантом, вот это замечательно». – Представьте, что такое Кант для западной философии. - «Он только в одном ошибся, что ноумен и феномен совпадают». То есть, человек, занимавшийся всю жизнь Кантом не понял, что смысл вообще кантовской философии, смысл западной культуры - в несовпадении феномена и ноумена. А дальше стал рассказывать вообще хардкор. «Я когда это понял», -сидит такой старичок, говорит, – «Я сидел у себя во дворике и наблюдал луну и написал хайку «О, сижу я в своем дворике, и луна светит мне черной ночью. Нет внешнего и внутреннего, нет большого и малого, а все во мне, все есть путь». Вот какой кантианец. Формально он там процитирует Канта, но в Канте то он ничего не понял. Русские люди поняли, что Кант – это зараза, что это ЛСД, что это какая-то мразь, которая убивает человека, что это просто яд, это стрихнин. И когда они стали читать Канта, они увидели, как это ноумены и феномены не совпадают, так это разве возможно, так это вообще ничего нет, тогда все возможно.

И русский нигилизм, русский радикализм именно западнический, Базаровщина - она как раз в этом направлении развивалась. Они прекрасно поняли, в отличие от японского мудреца. Они поняли, что такое Кант, что Кант - это действительно конец, это действительно тупик, и это смерть – Кант. Вот, кто развел феномен и ноумен, тот совершил колоссальное преступление против жизни, и русские это понимают. Японцы это не понимают, индусы это не понимают, никто не понимает, кроме нас. Поэтому-то мы и уникальны, и опыт наш уникален. И конечно нам очень близки те люди, которые с Запада приходят к Востоку.

Вопрос: Александр Гельевич, как бы вы прокомментировали высказывание Юлиуса Эволы о том, что распад начался на Западе, и закончится должен тоже на Западе.

Александр Дугин: Это примыкает к предыдущему вопросу. Во-первых, на Западе есть евразийцы. Вы знаете, что их сейчас становится все больше и больше. В Италии уже вообще мощное евразийское движение. Там несколько тысяч человек. Я там был недавно, с лекциями выступал. И я был просто поражен, что евразийские ячейки есть в маленьких итальянских городах. Вот я отъезжаю от Милана, - Медона, Парма не маленький город, а крупный. Я езжу по этим городам, и как ни странно, на мои лекции приходит человек 60-70 людей. Не просто людей, а которые говорят : «Александр Гельевич, мы евразийцы итальянские». У них есть журнал «Евразия». Есть некоторые геополитики, которые просто являются убежденными евразийцами.

Я сейчас развиваю один интересный евразийский проект. Я написал «Манифест Великой Европы», обращенный к нашим коллегам европейцам, которые хотят вернуться из этого западного изгнания. И это вызвало просто бум на Западе. Евразийцев на Западе, в Европе становится все больше. И скоро большинство провосточных, антиглобалистких, антиатлантистких сил в Европе будут определять себя как евразийские. Вот сейчас они начинают называть себя евразийцами. Раньше отдельная часть этого движения называла себя евразийским, сейчас это стало почти повальным увлечением.

Я думаю после манифестации, мы сейчас в Цюрихе готовим серьезную конференцию с этими людьми, будет называться The Greater Europe, величайшая Европа, где я написал этот манифест, евразийский манифест, но для Европы, который обращается к ним на их языке. И реакция бурная, эти люди переходят постепенно под формально евразийскую юрисдикцию. Под нашу евразийскую епархию. И эти люди, которые действительно сидят на Западе, они прекрасно знают Запад, они плоти от плоть Запада, они порождены этими западными кодами, мамами, папами, западными языками. И их движение в сторону Востока, в сторону нас, оно более свежее, более светлое, более искреннее, более отчаянное, и даже более многочисленное, чем то, что происходит в России.

Это рациональные люди, но в евразийстве они видят свершение своих грез, то, чего им не хватало. Они все-таки Россию не понимали, смотрели с удивлением на нас, на наши выкрутасы в 20-м веке. Конечно, можно сказать, на себя посмотри, каждый натворил много. Но сейчас очень интересный процесс, и эти люди приносят нам очень важное измерении. Это как раз свидетели, это узники, банда таких вот беглецов, граф Монте-Кристо, выбирающийся из под гипноза западной культуры, оставаясь западными людьми. И возвращают тайное сердце Европы, которое там когда-то билось. Зевс же с Востока привез эту восточную сущность обглоданных останков Европы, которую они возвращают в копилку евразийской сокровищницы.

На практике все это важно, потому что если все правильно будет, если наше движение будет правильно развиваться, то мы с этими людьми будем активнее на новой волне общаться, эти люди будут приезжать сюда, приглашать съездить туда. Мы будем совершать совместные евразийские конференции, культурный обмен. Все это готово, в Турции есть евразийское движении, сейчас в Иране создается, недавно вернулся оттуда. Именно евразийское - не просто люди, которые мыслят как мы, которые нам созвучны, которые разделяют одни и те же с нами идеи, а которые называют себя «евразийцы». Одни называют себя «турецкие евразийцы», «иранские евразийцы», «итальянские евразийцы», в Англии есть Eurasian movement, небольшой, но есть, они там на гитарах играют. Это те люди из римланда, которые выбирают континентальную идентичность.

 

Александр Дугин