как "такое состояние, где структуры гораздо больше, чем керигмы, при этом сама керигма такова, что никоим образом (даже предельно кривым) не произрастает из данной структуры, будучи принесенной извне и некорректно установленной. Это керигма, вообще не переработанная структурой, находящаяся с ней в остром, но неосознанном конфликте". Или другими словами: "наложение друг на друга автохтонного иррефлексивного, то есть, структуры (коллективного бессознательного) и псевдо-рефлексивного в качестве чуждой, навязываемой извне керигмы".
В этих двух определениях отображён не только парадигмальный, но и исторический аспект археомодерна как явления. Осознание и анализ данного аспекта исключительно важны. Ведь русский археомодерн имеет своё конкретное историческое происхождение и связан с культурно-цивилизационным влиянием Запада и его циклами. Природа этого влияния была осознана и тщательно истолкована русскими евразийцами ещё в начале XX века. Это влияние, однозначно опознаваемое ими как губительное и противоестественное, получило из их уст наименование "романо-германского ига". При этом, в своём анализе данного явления теоретики евразийства удивительно близко подошли к тем прозрениям, которые в строгом и завершённом виде сформулированы Дугиным в контексте учения об археомодерне.
Связь парадигмального и исторического аспектов археомодернизации России была метко схвачена ещё одним из отцов-основателей евразийства князем Николаем Трубецким. Так, в статье 1921 года "Верхи и низы русской культуры" он выстраивает модель, чрезвычайно близкую дугинской. Конечно, прямых и строгих аналогов керигмы и структуры мы у Трубецкого не находим, поскольку его концептуальный "инвентарь" был в известной степени ограничен, однако его "низ" и "верх" национальной культыры, с учётом некоторой "концептуальной погрешности", вполне допустимо проассоциировать с дугинскими формулами, а в некоторых местах у Трубецкого глубина этого соответствия просто поражает.
"Всякая дифференцированная культура неизбежно заключает в себе две обязательные части, которые образно можно назвать верхом и низом здания данной культуры" - пишет Трубецкой. - "Под низом мы разумеем тот запас культурных ценностей, которым удовлетворяют свои потребности наиболее широкие слои национального целого, так называемые народные массы. Поскольку эти ценности создаются в самой среде народных масс, они сравнительно элементарны и не носят на себе резкого отпечатка индивидуального творчества". Характеристика, данная области культурных низов вполне позволяет отнести их к сфере более-менее непосредственного проявления национальной структуры, для которой обезличенность и элементарность (орнаментальность, стихийный символизм, высокая степень обобщения, консерватизм) вполне характерны. Область же "культуры верхов", для которой характерно большее разнообразие, сила индивидуального начала, и к которой в России до известного момента относилось всё образование, грамота и практически вся совокупность рационально-дискурсивных практик, вполне можно привести в соответствие с числителем "дроби человеческой". Даже сама метафора "двухэтажного здания культуры" напрямую отсылает нас к формуле дроби, используемой Дугиным.
Далее то, что описывает Трубецкой касательно метаморфоз русского "культурного здания", полностью соответствует дугинской трактовке исторического аспекта русского археомодерна. "Если заимствованные ценности не противоречат общему психическому облику данного национального целого и при усвоении органически перерабатываются, то в силу естественного внутреннего взаимодействия между культурными верхами и низами устанавливается известная равнодействующая. Но такой равнодействующей может и не установиться, в каковом случае между верхами и низами образуется культурный разрыв и национальное единство нарушается. Это всегда свидетельствует о том, что источник иноземного влияния слишком чужд данной национальной психике" - пишет Трубецкой. По его глубокому убеждению, покоящемуся на тщательных этнографических исследованиях, то влияние, которое испытала на себе Россия со стороны западного мира, соответствует именно второму, конфликтному сценарию.
Естественно, что первый могучий аккорд археомодернизации евразийцы связывают с петровскими реформами, однако его предпосылки просматриваются и в более ранней истории, в частности, в русском церковном расколе. "Западная культура в народную массу проникла гораздо слабее, не затрагивая глубин народной души" - отмечает автор "верхов и низов". "Поэтому рецепция романо-германской культуры и вызвала между верхним и нижним этажом здания русской культуры такую принципиальную несоразмерность, которой не было, когда верхи реципиировали культуру византийскую. Несмотря на все усилия русской интеллигенции, две пропасти, вырытые Петром Великим, одна - между допетровской Русью и послепетровской Россией, другая - между народом и образованными классами, остаются незаполненными и зияют до настоящего времени". Обратите внимание, о византизме Трубецкой также говорит как о привнесённой составляющей, однако согласно результатам его исследований, византизм в качестве культурного "купола" или, скажем мы, в качестве керигмы, вполне благополучно прижился на русской почве и дал роскошные культурные плоды в силу соответствия русским структурным параметрам.
При этом евразиец подчёркивает, что органическое низовое единство русской культуры, иными словами, русская структура - не совпадает по своей этно-географической локализации ни со славянским этническим единством, ни с ареалом распространения христианства. Её своеобразие позволяет говорить о ней как о чём-то отдельном во-первых, от западно-славянского культурно-цивилизационного контекста, во-вторых от католического и даже западно-православного мира. При этом туранские интонации этого культурно-цивилизационного единства весьма отчётливы и общее тяготение к Востоку очевидно.
Следующий пассаж, затрагивающий тему раскола, отлично иллюстрирует данное положение: "Раскол обратил острие своего протеста против европеизации. В русском расколе с тех пор воплощается стремление русской народной стихии к самобытной культуре, направленное, быть может, по ложному пути и обречённое заранее на неудачу, вследствие того, что оно имеет лишь низы, но не имеет культурного верха. Но в путях раскола всё-таки чувствуется проявление здорового национального инстинкта русской стихии, протестующей против искусственно надетого на неё чужого культурного верха. И потому-то так знаменательно, что Емельян Пугачёв, стоя под знаменем старообрядчества, отвергающего "поганых латинян и лютеров", не находил ничего предосудительного в объединении с башкирами и прочими представителями не только инославного, но даже иноверного туранского Востока. В этих подсознательных симпатиях и антипатиях русской народной стихии и надо черпать указания для постройки здания русской культуры".
Затем - уже в другой своей работе Трубецкой как бы мимоходом снова возвращается к обозначенной теме. На этот раз его формулировка буквально поражает полнотой своего соответствия тому, что Александр Дугин выделяет в качестве обстоятельного существа археомодерна: "В нациях нездоровых, заражённых недугом европеизации, культура верхов отличается от культуры низов не столько количественно, сколько качественно: то есть низы продолжают жить обломками культуры, некогда служившей нижней степенью, фундаментом туземной национальной культуры, а верхи живут верхними степенями другой, иноземной, романо-германской культуры".
По мысли евразийцев описанная ситуация составляет главную фундаментальную проблему России, главный душевный недуг русской «симфонической личности». Выход из такого положения видят они только один - решительный и бескомпромиссный отказ от западно-европейских культурных заимствований и последующая за этим работа по формированию аутентичной русской культурной "надстройки". «Своеобразие психологического и этнографического облика русской народной стихии должно быть принято во внимание при всяком построении новой русской культуры» - предупреждает Трубецкой. – «Ведь эта культура призвана быть нижним этажом здания русской культуры, и для того, чтобы такое здание было прочно, нужно, чтобы верхняя часть постройки соответствовала нижней, чтобы между верхом и низом не было принципиального сдвига или излома». И ниже: "Евразийство призывает все народы мира освободиться от влияния романо-германской культуры и вновь вступить на путь выработки своих национальных культур. При этом евразийство признаёт, что влияние романо-германской культуры особенно усиливается благодаря экономическому господству так называемых цивилизованных народов над колониальными народами, и потому призывает к борьбе за освобождение и от этого экономического господства".
Итак: поход против западной гносеологической колонизации, национально-освободительная философия и полный культурно-цивилизационный суверенитет - вот единственно надёжный залог высвобождения из археомодернистического ада. Изгнание Запада с Востока, экзорцизм, декапитация. Национальная, социальная, политическая и интеллектуальная революция. Освобождение. Россия.
