Ветреным вечером на излете лета, на вершине холма, неподалеку от Монумента Дружбы башкирского и русского народа, мне довелось побеседовать с очень интересным и внимательным собеседником, необычным представителем уфимского интеллектуального сообщества.
- Представьтесь, пожалуйста.
- РустемВахитов, кандидат философских наук, доцент факультета философии БГУ. С 1996-1997 гг. занимаюсь исследованиями в области евразийства. Меня интересуют как классическое русского евразийство, так и развитие евразийских идей применительно к современности. Особенно близки мне идеи левого евразийства, родоначальниками которого стали Д. Святополк-Мирский, Л. Карсавин, П. Сувчинский и С. Эфрон. Я так же внимательно слежу за левоевразийской эволюцией в трудах современного мыслителя С. Г. Кара-Мурзы и разделяю многие его идеи, более того, считаю себя его учеником.
- Не могли бы Вы несколькими тезисами набросать концепцию левого евразийства?
- Первоначально возник проект «правого евразийства», а «левое евразийство» возникло уже позже, в 1928 году. Его рупорами были газета «Евразия», издававшаяся в г. Кламаре, в предместье Парижа (отсюда – «кламарская группировка»), а также брюссельский журнал «Евразиец». Я попытаюсь сформулировать главные тезисы левого евразийства.
Правые евразийцы рассматривали Октябрьскую революцию как своеобразный ответ русского народа на реформы ПетраI, которые породили глубокий раскол между массами и правящим слоем. Идеалом евразийцев была дораскольная Московская Русь, православная и катехоническая (греч. «катехон» - «удерживающий», образ римского царства). «Петербургскую империю» они рассматривали как искусственную конструкцию, период «западного ига». С одной стороны, большевистская революция расценивалась правыми евразийцами как национально-освободительная (освобождение России от влияния Запада), как бунт народа, сохранившего верность остаткам византийско-евразийской старины против европеизированной верхушки. С другой стороны, идеология марксизма, которая была начинкой этих событий, воспринималась как нечто случайное, наносное, даже роковое. Ведь марксизм, как и либерализм, - явление западной культуры. Правые евразийцы полагали, что советская цивилизация – явление преходящее. «Уйдет идеология марксизма, уйдет коммунистическая партия, и Россия-Евразия снова вернется к «катехону», - думали они.
Однако левые евразийцы считали, и мне эта точка зрения ближе, что в октябре 1917 г. произошел значительный перелом в нашей истории. Россия перешла в новую фазу своего развития. Вспомните теорию О. Шпенглера о стадии культуры и стадии цивилизации. До ХХ века Россия была культурой, в ХХ веке стала цивилизацией. То есть российская цивилизация (в шпенглеровском смысле) была создана только в советские годы. Отсюда следует, что отход от советского наследия есть для нас отход от цивилизации. В отличие от правых евразийцев, левые евразийцы считали, что патриархальной России уже не будет, и мы уже не сможем вернуться к «катехону», который был до Русского Раскола.
- Как вы оцениваете современные неоевразийские теории и структуры? Например, Международное Евразийское движение и А. Дугина? Являются ли они аутентичными наследниками евразийских идей 20-х и 30-х гг. XX века?
- Я не могу выносить оценок. Мне кажется, что евразийство дало такие обширные побеги, что сейчас в России немало евразийских и псевдоевразийских организаций. «Евразийская партия» Ниязова – это скорее вариация, эклектика на евразийские мотивы. Что же касается «дугинского евразийства», то, оно, разумеется, отличается от классического варианта, поскольку прошло уже около восьмидесяти лет. С чем-то я не могу согласиться, что-то мне импонирует. Основа у тех и других общая: евразийство. Я сам евразиец и согласен с тем, что «Россия – особый мир». В ней органично соединены славянский и туранский элементы, которые уравновешивают друг друга. Однако у дугинских неоевразийцев понятие «геополитика» приобретает иное значение. Дугин развивает идеи Х. Макиндера, К. Хаусхофера («Контитентальный блок», ось: Берлин-Москва-Токио») и К. Шмитта (противостояние держав суши и моря). Евразийцы-классики противопоставляли морские и континентальные цивилизации только в контексте геоэкономики, а не геополитики. П. Савицкий в своей статье «Континент-океан» высказывает очень интересную мысль о том, что цивилизации, располагающиеся в глубине континента, a priori находятся в невыгодном положении по сравнению с «океаническими» державами, потому что транспортировка грузов через океан дешевле, чем по железной дороге. Поэтому «морским» цивилизациям, прежде всего англосаксонским (США, Великобритания и др.), выгодно существование мирового рынка, потому что всемирный рынок – это океанический рынок. А России, в свою очередь, выгодна хозяйственная автаркия. У Савицкого разработана теория «месторазвития», и согласно ей существуют очень сильные противоречия между Европой и Россией- Евразией. Кроме того, дугинское неоевразийство – правое, я же сторонник левого просоветского (но не марксистского!) крыла евразийцев.
- Выражаясь «журналистскими» категориями, сможет ли евразийский проект стать «национальной идеей России»?
- Безусловно, евразийство должно стать национальной идеей России. Ему трудно найти какую-либо альтернативу. Россия - это «страна-мир». Есть страны-нации, подобно Германии или Франции. У нас же, в России, не может быть национальной идеи в немецком или французском смыслах. Мы слишком полиэтничны, поликонфессиональны, у нас есть много общего, мы едины в многообразии. Поэтому у нас должна быть супернациональная идея, которая бы учитывала этническое и религиозное разнообразие России. Но не следует забывать, что Россия для евразийцев – это Россия в границах СССР, исключая страны Балтии.
- За последние годы на постсоветском (евразийском) пространстве в ряде государств произошли «цветные» революции, которые привели к тому, что в них к власти пришли прозападные политики. Пожалуй, лишь Киргизия является исключением. Не означает ли это выпадение этих стран из «евразийского пространства»?
- Во-первых, настоящие революции предполагают полную смену правящего слоя. То, что называют «цветными» революциями, - всего лишь перестановки внутри правящего слоя. И В. Ющенко, и М. Саакашвили, и Ф. Кулов - в недавнем прошлом соратники прежних президентов. А улицу оппозиционные силы использовали выборочно. В Грузии и на Украине только столицы были вовлечены в протестные события. Так что это не революции, а лишь перевороты внутри верхушки. Смешно их сравнивать, например, с Октябрьской революцией, результатом которой стала смена всего правящего строя, смена фундаментального курса развития России. Но все же я думаю что, в ближайшее время эти прозападные верхушки будут тормозить евразийскую интеграцию. Доказательство тому – позиция Грузии, которая совсем недавно двусмысленно заявило о том, что она может выйти из СНГ. С другой стороны, на востоке бывшего СССР ситуация совершенно иная. Возьмите пророссийские демарши Узбекистана, Таджикистана, той же Киргизии. В Средней Азии вообще наблюдается тяготение к России. Это не случайно, ведь Россия, во многом, восточная страна. Даже либералы называют нас азиатами, хотя и вкладывают в это слово ругательный смысл. Верно, мы и есть Евро-Азия, в нас многое от Востока. Это выражается, к примеру, в отношении к власти: мы патерналистский народ. И, может быть, за счет союза России и Средней Азии начнет возрождаться наша сверхдержава. А Украина и все остальные потом подтянутся?
-Возможен ли «цветной» сценарий в России? Как говорится, «по старой схеме»?
-Я не стал бы прогнозировать. Хотя в России возможно многое. Почитайте выступление Ленина в Швейцарии в 1916: «Нынешнее поколение социал-демократов вряд ли доживет до революции в России». А она произошла уже в феврале 1917 г. Но, по-моему, «Русский майдан» невозможен в современных условиях. Внутренних потребностей к нему не так много: наши либералы сейчас гораздо слабее, чем десять лет назад, а популярность Путина остается высокой. Однако попытка внешней давления с целью смены существующего режима, в принципе, возможна.
- К сожалению, наша интеллигенция до революции 1917 г. и после нее, во многом была беспочвенным слоем. Об этом писали многие, прекрасно эту ситуацию описал Н. Бердяев. Были периоды локальных попыток сотрудничества власти и интеллигенции: это державинский (екатерининский) и сталинский периоды, когда контакт между ними был найден. Но они были краткими. Не секрет, что и «перестройка» и события 1991 г. произошли не без участия российской интеллигенции, среди которой либеральные настроения сильнее, чем среди простого народа. Народ никогда не либералам особенно не сочувствовал и сейчас тем более не сочувствует. Но и в интеллигентской среде в последнее время наблюдаются перемены. Те, кто ходили на митинги 1989 г. и выступал против ГКЧП в 1991 г., постепенно начинают понимать, что эти события привели к развалу государства, начинают по-другому оценивать нашу «советскую родину». И я надеюсь, что в этот раз интеллигенция будет вместе с народом.
