Книга, которая вышла в двух версиях Как Эрнст Юнгер обманул цензуру в Третьем рейхе
Чтобы обойти цензуру национал-социалистов, Эрнст Юнгер в начале 1942 года подготовил два варианта своего затрагивающего щекотливые темы дневника «Сады и улицы».
В «Партийной проверочной комиссии по защите национал-социалистической литературы», или так называемой комиссии Булера, за Юнгером стали присматривать самое позднее после выхода в свет его рассказа «На мраморных утесах» (1939). Едва только было объявлено о выходе книги, как уже к издателю Юнгера поступило требование предоставить экземпляры для проверки. В 1939 году «Ганзейское издательство» могло еще проигнорировать запрос комиссии. К счастью, «комиссия промолчала», пожалуй, там никто не хотел скомпрометировать себя, признав, что в описании Юнгером вторжения тирании в культурный ландшафт заметны аналогии с Третьим рейхом. Тремя годами позже Юнгер уже был осторожнее, так как следовало ожидать, что вышедший в 1942 году дневник «Сады и улицы» попадет в поле зрения партийных органов.
Издавать «Сады и улицы», как и «Мраморные утесы», и без того было риском, упоминание 73-го псалма, например, вскоре было воспринято многими читателями как признак несогласия с нацистским режимом. Так как от комиссии нацистов не следовало безусловно ожидать досконального знания Библии, этот пассаж, конечно, не представлял проблемы. Намного больше затруднений могло возникнуть из-за неприкрытой критики, которая наглядно видна в описании Юнгером враждебной искусству разрушительной ярости войны.
Опасный трюк
Поэтому был использован трюк, который был столь же естественен, как и опасен. По чьей инициативе это произошло, остается пока невыясненным, так как корреспонденция издательства в феврале 1945 года полностью сгорела, и в архиве Юнгера сохранилась только переписка со времени после второй мировой войны. Письмо Юнгера в издательство от 9 декабря 1941 года дошло до нас в копии. В нем Юнгер благодарит за новость о выходе сигнальных экземпляров. В том же письме Юнгер наделяет издателя, Бенно Циглера, полномочиями представлять его интересы в переговорах по всем связанным с распространением книги вопросам с «Домом Е.С. Миттлер и сын».
Очевидно, в январе 1942 года авторские экземпляры уже поступили в «Партийную проверочную комиссию», возглавляемую рейхсляйтером Булером. В письме Вильгельму Штателю от 21 января 1942 года Юнгер сообщает, что там текст получил одобрение. С начала до середины февраля поступают первые читательские письма, а это значит, что выход книги можно датировать временем с конца января до начала февраля 1942 года.
Вставка
Упомянутый трюк заключался в том, что содержание «нормального издания» имело вставку. «Пропагандистское издание», как и поступившее в книжные магазины «нормальное», имели идентичный текст – вплоть до дневниковой записи, датируемой 27 мая 1940 года. Интересующий нас отрывок начинается в обоих вариантах одинаково на странице 137:
«Впрочем, во время марша я беседовал время от времени с нашим унтерофицером-оружейником, который делал очень меткие наблюдения и который, открыв мне их смысл, неоднократно на велосипеде обгонял меня и возвращался вновь, некоторым образом для того, чтобы принести мне, как собака поноску, образы, которые он схватывал на лету».
Затем следовало предложение, которое в «пропагандистском» издании было убрано: «Так, он находил странным, что первым делом обнаруживаешь поврежденными все музыкальные инструменты – это символизирует враждебный искусству характер Марса и, если я верно припоминаю, это заметно уже на великой картине Рубенса, которая посвящена этой теме. Зеркала, напротив, большей частью остаются неповрежденными – он объяснял это тем, что они нужны для бритья; но, пожалуй, есть и другие причины».
Отрывок заканчивается следующим предложением, которое присутствует в обоих версиях текста: «Очень значимым я полагаю то, что несмотря на спешку марша всегда находятся люди, которые занимают время тем, что выставляют в окнах опустошенных домов разные абсурдные предметы: чучела птиц, цилиндры, бюсты Наполеона III, портновские манекены и тому подобное».
Различие пусть и в семь с половиной строк улавливается, когда видишь разную верстку следующих абзацев, начиная со страницы 141 набор снова идентичен в обоих изданиях.
«Нашим товарищам посвящается»
Как и полагается, «пропагандистское» издание вышло в коричневом переплете с заголовком и надписью на корешке коричневого цвета («нормальное», напротив, с заголовком зеленого цвета на сером переплете).
Для набора «пропагандистской» версии позднее еще раз нашлось применение, когда в 1943 году в Риге было напечатано специальное издание для люфтваффе. Люфтваффе считалось наиболее близким к нацистскому руководству видом войск, так что там «пропагандистский» вариант пришелся кстати. И, напротив, то, что в Париже для тамошнего «Центрального книжного магазина для фронтовиков» мог быть использован текст без купюр, было естественно, что и нашло свое подтверждение в событиях 20 июля 1944 года в столице Франции. Пропагандистский вариант распространялся партийными органами, так, на имеющемся у меня экземпляре стоит свидетельствующий о пожертвовании штемпель: «Нашим товарищам посвящается. Благотворительная служба НСДАП».
Бумаги больше не дают
Когда позднее партийные чиновники потребовали вычеркнуть нежелательное место, с этим требованием обратились к начальнику Юнгера Гансу Шпайделю. Шпайдель все же отказал: «Я не могу приказывать совести моих офицеров». Говорят, что после 1943 года на новые издания не давали больше бумаги. После войны «Сады и улицы» вышли без самоцензуры.
Возможно, этому отрывку приписывали взрывную силу, которой у него не было или которую он обрел благодаря всей этой истории; такой внимательный читатель, как позднейший издатель Юнгера Эрнст Клетт, во всяком случае, в своем экземпляре «Садов и улиц», который он читал на Восточном фронте, многое – и частью неоднократно – подчеркивал, также и на интересующей нас здесь странице. Но абзац, который вызывал у издательства и автора опасения, им не был отмечен.
Тобиас Вимбауэр, перевод с немецкого Андрея Игнатьева