Культура 1 и Культура 2

25 назад блестящий культуролог Владимир Паперный написал книгу «Культура Два». Структуралистскому анализу были подвергнуты советский конструктивизм 20-х гг. и сталинский имперский классицизм 30-х – 50-х гг. Для удобства работы с двумя подвидами советской культуры Паперный предложил бинарное дуалистическое деление, которое обозначил терминами «Культура 1» и «Культура 2». Опираясь на эти удачные обозначения, автор пришёл к неожиданным и блестящим выводам. Культура 1 – культура революции и нововведений обладает особыми качественными характеристиками, сказывающимися в архитектуре, кинематографе, литературе, политике, социальной жизни. Это разбегание населения по территории государства, демократизация политической власти и общественной жизни, любовь к иностранному и механизмам, горизонтальная архитектура, немое кино, абстракционизм в живописи, импровизация в музыке, культ делократии и целесообразности, динамики и реализма как в культуре, так и в обществе. Да – ещё ненависть к мифу и иерархии.

Культура 2 зиждется на иных принципах: вместо импровизации – ноты, вместо горизонтальных конструкций – вертикальные высотки, не равноправие, а иерархия, не движение, а неподвижность. Растеканию населения по горизонтали противопоставляется его закрепощение. Культу малых дел противопоставляется вера в чудо, на смену абстрактному реализму приходит миф. 

Паперный, используя свой метод, переносит бинарность двух культур на иные хронометражные отметки русской истории, предлагая вычленить в ней бесконечный цикл: 1 – 2. Т.е. хрущёвская «оттепель», «перестройка» и «лихие 90-е», а также начало «славных дел» Петра Великого, или даже кратковременный успех Елены Волошанки и движения нестяжателей при дворе Ивана Великого – это всё Культура 1. С равноправием, преклонением перед немцами («немыми народами») – инородцами, движением элиты и населения в разные стороны, конструктивистской абстрактной архитектурой и живописью. «Логика Паперного» видит единую преемственность между конструктивистскими «домами с ногами» и «мёртвыми» хрущёвскими ульями, человеконенавистническими творениями Церетели и реализмом в литературном творчестве «жидовствующего» дьяка Фёдора Курицына.

Соответственно «высокий сталинизм», эпоха Петра I с момента провозглашения Империи и иерархии («Табель о рангах»), опричнина Ивана Грозного, «золотой век» Екатерины Великой и Леонида Брежнева, «Золотой век русской литературы» Николая I – это она – «Культура – 2». С верой в Чудо: Падение Константинополя, строительство гигантского Дома Советов с грандиозным Лениным на вершине, провозглашение Москвы Третьим Римом. Культура 2 – эпоха иерархии, активной сверхчеловеческой жизни, время перехода от двухмерного мышления к трёхмерному (от горизонтали к вертикали), от броуновского Движения к совершенной Неподвижности. Мы попадаем в царство бронзовых пионеров и Медного Всадника, Рабочего и Колхозницы и «сталинских соколов», вглядываемся в «небесные потолки» московского метрополитена, замираем у дворцов зодчего Кварнеги и салютуем скачущему по площади Исаакиевского Собора императору Николаю, коронованному римскими орлами. Да, Рим и Империя в «Культуре – 2» - ключевые слова.

Самое интересное в этой книге то, что сегодня она сверхъактуальна. Потому что мы живём в переломный период смены  культур. Одной ногой в Культуре 1, а другой – уже в Культуре 2.

Кино про Чингисхана

Российско-казахский блокбастер Бодрова-Сельянова «Монгол» можно было бы назвать «выстрелом в молоко». Фанаты жанра, а также евразийцы с удивлением взирали в кинотеатрах на забавный стёб о приключениях Попирателя Вселенной. Главная фабула фильма – это взаимоотношения Тэмуджина с его женой Бортэ. По фильму получается, что это она и слепила из него императора.

Однако с точки зрения Культуры 1 - «Монгол» совсем не плохой фильм.

Потому что в Культуре 1 существует реальное, а не мнимое равноправие полов. В фильме недотёпу Чингисхана несколько раз спасает жена, благодаря своим умственным и сексуальным способностям. По ходу её и его приключений император то и дело вызывает улыбку, а то и смех, как Гитлер в исполнении Чарли Чаплина. Немедленно вспоминается и неподражаемо смешной Ленин в «Тельце» Сокурова или в совсем уж запредельных постановках питерской арт-группы «НОМ» («Ленин и Леннон», «Геополипы»).

Коллективу авторов генеральный спонсор Нурсултан Назарбаев поставил задачу – «Взять Оскар!». Но чтобы понравиться Тарантино и его друзьям в международном жюри нужно соблюдать определённый голливудский культурный код. А он в нынешнем Голливуде прочно связан с Культурой 1 – культурные демократы образовали фронду государственным империалистам-неоконам. И свалили их, приведя к власти президента-афро-американца; одновременно случился экономический кризис.

Вот для этой интернациональной арт-фабрики и старались Бодров с Сельяновым. Для чего и забили фильм прикольными гэгами про весёлую девку Бортэ, про быстро передвигающегося по горизонтальной степи со скоростью мотоцикла буддистского монаха, а также засунули в сюжет совсем уж странного персонажа – торговца по прозвищу Золотая Серьга (просто таки герой из компьютерной игры).

В результате товарищи не получили ничего, потому что миф о Чингисхане слишком сложен для дефрагментации.

Буквально за год-полтора перед казахским фильмом разобрать по кирпичам монгольскую имперскую вертикаль пытался японский режиссёр Синичиро Савай. Он подошёл к проблеме с другой стороны. Кинолента «Великий монгол» построена на классических принципах фрейдистской психоаналитики. Савай берёт за основу конспирологическую идею о том, что все гениальные в мире вещи организовали закомплексованные извращенцы.

В этой киноленте события происходят из-за особой ущербности Чингисхана, который не законный сын Есугея-багатура, а на самом деле меркит, зачатый матерью Тэмуджина ещё до свадьбы с монголом Есугеем. Всю жизнь Тэмуджин это своё меркитство чистит, постоянно доказывает свою монгольскость, параллельно строит монгольскую всемирную империю. Потом этот комплекс начинает сводить с ума его сына Джучи, который тоже не монгол, а меркит, потому что Бортэ (жена Темуджина) похищена меркитами и Джучи родился в меркитском плену (понятно от кого).

Савай тоже не прославился на ниве превращения вечной статуи Чингисхана в порошок.

Тогда в дело вступил Андрей Борисов и презентовал нам фильм «Тайна Чингис хана». Как бы кто не относился к фильму (а критики к нему отнеслись с отвращением), необходимо признать, что с данной работы в нашу российскую кинематографию в очередной раз пришла Культура 2. Потому что Борисов сделал заводной пружиной фильма миф. Борисов известен как «духоносный» (в терминологии Флоровского) постановщик традиционного якутского мифа «Олонхо». Миф – это всегда Культура – 2 (в терминологии Паперного). Что это за миф и почему борисовский «Чингисхан» интересен для нас с точки зрения круговорота русской культуры?

Миф о братоубийстве

Согласно румынскому этнологу Мирча Элиаде: «Миф являет собой «священную историю» актов миротворения с участием сверхъестественных существ, Миф является элементом конституирования реальности «во время оно», в изначальные времена». Разумеется созидание совершенной реальности по силам только сверхъестественным существам: богам, героям, перволюдям. Уже после первого мифологического акта, мифическое событие во «время оно» становится образцом, лекалом для всей последующей жизнедеятельности людей. (1) Миф о первоакте, о Рождении Империи уходит своими корнями к самому дну человеческой памяти, в абсолютную бездну коллективного бессознательного. Нырнуть за ним не побоялся якутский режиссёр и визионер Андрей Борисов. Это миф страшный и простой как Небо. Миф о братоубийстве.  Архетипическое братоубийство как базовый принцип имперостроительства – вот электрический нерв «Тайны».

И сказал Каин Авелю, брату своему: [пойдем в поле]. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь [Бог] Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? (2) Эти слова словно вставлены рефреном между основными диалогами фильма Андрея Борисова «Тайна Чингисхана» и, смеем предполагать, маэстро именно в мифе о братоубийстве видит главную тайну великого полководца. 

Говорят, что после убийства Авеля, Каин стал императором людей. Поэтому, с тех пор, для организации Империи необходимо ритуальное братоубийство.

А в странах за морем, где люди крылаты,
Жил брат мой, он был королем
И глядя, как кружатся в небе фрегаты,
Я помнил и плакал о нем.

Так начинается песня Сергея Калугина о братоубийственном мифе. Человеческая история началась с грехопадения, человеческая империя с братоубийства. И ничего с этим не поделаешь. Сии архетипы лежат как золотые рыбы на дне океана нашего коллективного бессознательного. Можно окрашивать их негативными цветами, а можно позитивными (Каина прославляли гностики, каббалисты и романтики), но архетипы лежат вне моральных оценок – они просто есть. Люди начинаются с Падения, Империи начинаются с Убийства. Культура 1 стартует с Падения из изначального порядка в Горизонталь. Культура 2 пытается восстановить Вертикаль любым способом. Как правило, исходит она из братоубийства.

Близнецы Ромул и Рем начали свой легендарный путь в корзине, брошенной в реку Тибр. Длительное время основатели Рима скитались по Горизонтали бренных земель Лациума, пока не решились восстанавливать свой царский статус (Вертикаль). В процессе освоения имперского «номоса» (в терминологии Карла Шмитта) Палатинского холма вспыхнула ссора за первенство, и Ромул убил Рэма. Наверное, Ромул тоже бросил папе Марсу знаменитое: «Я не сторож моему брату!». С этого момента застучали часы Рима. 

Часы стучат-стучат. Пока не приходит следующий Повелитель Людей, чтобы выключить Часы Рима и завести новые, небывалые. Как это сделал Император тысячи народов гунн Аттила.

«Хотя он по самой природе своей всегда отличался самонадеянностью, но она возросла в нем еще от находки Марсова меча, признававшегося священным у скифских царей. Некий пастух заметил, что одна телка из его стада хромает, но не находил причины ее ранения; озабоченный, он проследил кровавые следы, пока не приблизился к мечу, на который она, пока щипала траву, неосторожно наступила; пастух выкопал меч и тотчас же принес его Аттиле». Так говорил Иордан. (3)

Однако по устойчивой версии мифа о Биче Божьем, пастух принёс меч не Аттиле, а его родному брату – Бледе. И это стоило Бледе жизни. Потому что Марсов меч достаётся кому-то одному: в данном случае Аттиле, зарубившем брата за право пасти народы.

«Он обрадовался и, будучи без того высокомерным, возомнил, что поставлен владыкою всего мира и что через Марсов меч ему даровано могущество в войнах».

Культуре 1 свойственно Братство, а Культуре 2 – Отечество, Отцовство. Культура 1 принадлежит Земле (горизонтали, множественности), а Культура 2 соотносит себя с Небом (вертикалью, единством и вечностью). Культура 1 – Ночь Человечества – это эпоха падения Солнца вниз, растворение, умерщвление Света, время жены. Культура 2 – День Народов - время мужа, эпоха разделения, агрессия Неба против Земли, Жизни против Смерти, эон подвигов, убийств и войн. (4) 

Чтобы оправдать появление трансцендентной небесной Культуры 2 в 1930-е советское общество кристаллизует миф вокруг исторического убийства Сергея Кирова («брата Сталина»). Директор музея С.М. Кирова в Санкт-Петербурге Т. Сухарникова: «Первая ленинская когорта оказалась чуждой Кирову. Со Сталиным же, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, они были как братья - сошлось личное и политическое! И эта связка всё время усиливалась. Поэтому Сталин не мог убить Кирова…» именно поэтому и мог - решил русский народ. Потому что оправдать строительство вертикальных ступенчатых башен и зиккуратов, титул Отца Народов и геополитику Красной империи можно было только трансцендентными поступками. Например «хитроумным» убийством «брата» Кирова. Или сыноубийством: тот факт, что сына Сталина вообще-то убили германцы - совершенно никого не волнует. Народное сознание устойчиво закрепляет за Сталиным самые древние архетипы коллективного бессознательного, объясняет его деяния мифологически. (5)

«Я своих братьев не убиваю!»

Теперь вернёмся к нашим реалиям, точнее к фильму Борисова «Тайна Чингисхана». Фильм посвящён убийству Чингисханом своего «кровного брата» - побратима (анды) Джамухи-сэчена. Именно на трупе Джамухи и средневекового монгольского Братства строит Тэмуджин новый имперский порядок,  разрывает с прежним миром, и даёт Степи иной небесный закон («Ясу»). Джамуха представляет предыдущую Культуру 1, у него свой закон: когда его войны загоняют Тэмуджина в ловушку, этот степной аристократ утверждает: «Я своих братьев не убиваю!». Это нечто противоположное афоризму: «Я не сторож брату своему!». Он мог бы добавить: «Я Империй не строю…» А Жильбер Дюран мог бы написать: «в ноктюрнических (горизонтальных) мифах не происходит убийств». Как в мифе о Прометее – не убивают – вечно жрут печень.

В подводных лесах бесполезен порыв
И прекращается жест
И только среди непредвиденных рыб
Встаёт коралловый крест
И только блуждают лица
Серые как мозги
И колышутся ресницы
Ледяных белёсых могил.

(Евгений Головин)

Так это или не так, но Чингисхан и вертикальная имперская культура 2 в фильме (и в жизни) торжествуют. Степь превращается в вертикальную Ургу.

«Урга» — это петля на конце шеста, которым монгольские скотоводы отлавливают животных. Для тех, кто живет в степи, урга — символ любви, уединения и силы в бескрайних её просторах. Воткнутая в землю рядом с юртой урга — объявление о зачатии нового человека, нового монгола. Это сказка уже из другого фильма, снятого по другому случаю Никитой Михалковым. (7) Уместно добавить здесь аллюзию и на этот фильм, потому что согласно Владимиру Паперному Культура 2 провоцирует бурный всплеск рождаемости. «В глазах Культуры 2 творчество прежней Культуры – это бесплодное формотворчество. Культуру 2 отталкивает «импотенция» предыдущей культуры, себя же она ощущает переполненной витальной активностью».  Её архитектурными героями становятся гигантские Бизоны (ВДНХ) и гарцующие Вепри (Грозный Кабан), Дома-Дворцы приобретают человеческую кожу (их обкладывают розовой кафельной плиткою), в стране начинается baby-boom.

Резюме

Фильм Андрея Борисова отражает тенденцию по стремительной мифологизации нашей культуры. С Мифом не возможно играть в постмодерн – Миф съедает игрока целиком. Не бывает никакого «Накануне Империи». Империя либо есть, либо её нет. После признания Южной Осетии и Абхазии (их вассалитет напоминает статус Бухары и Хивы в Российской Империи) мы живём в Империи. Вручение евразийцу и империалисту Гинтовту художественной премии Кандинского, особый успех элитарного синема энд боди-арт проекта Танатоса Баниониса «Божественный ветер» (8) , разгром Михалковым «либерал-атлантистов» (выражение Михалкова) в союзе кинематографистов, закат эпохи гламура (9) – вот в общих чертах современное культурологическое положение дел. Евразийцы смотрят на это положение дел с оптимизмом (психологическая доминанта Культуры 2) и советуют насладиться в кинотеатрах мифо-синема «Тайна Чингисхана», потому что с этого фильма наступает то, что называется «у нас была Великая Эпоха!». Была и Будет.
Прощай, Братство!
Славься, Отечество!

(1)   М. Элиаде «Аспекты мифа», М. 1995
(2)   Бытие, 4

(3)   Иордан «Гетика», М. 2001

(4)   Французский социолог Дюран соотнёс бы Культуру 1 с ноктюрническими (ночными) целостными и горизонтальными мифами, а Культуру 2 с диурническими дневными мускулиноидными (героическими) и дуалистическими мифами.

(5)    В равной степени эту аллюзию можно соотнести с Петром Великим. Нет никаких документальных свидетельств, доказывающих физическое убийство Петром царевича Алексея. Но миф этот настолько устойчив, что его аргументы являются более сильными, чем любые факты и доказательства. На основании экспертизы костей царевича Иоанна доказано, что о физическом убийстве Иваном Грозным своего сына не может быть и речи. Однако миф этот настолько стоек, что попал в культуру (Репин) и историческую хронологию (Карамзин). Видимо миф о братоубийстве в народном бессознательном тесно совпадает с мифом о сыноубийстве. Фигура Сына в имперских трансцендентных обществах тесно связана с фигурой Брата. Сын оспаривает отеческое единоначалие и иерархию Культуры 2.

(6)  Припоминаю, как однажды Андрей Савич предложил Александру Дугину и автору этих строк ударить молоточком по бронзовому колоколу, висевшему в Драматическом театре Якутска. Я кокнул по куполу музыкального инструмента в районе талии. «Человек буддистской культуры», - резюмировал удар мэтр. Дугин аккуратно стукнул внутрь – вглубь за устья колокола.  «А это представитель христианской культуры». Что крылось за этими оппозициями, я, к сожалению, не знаю и сегодня. Сие есть «Тайна Андрея Борисова».

(7)   Михалков появляется в нашем повествовании вовремя. Прошедший недавно Съезд кинематографистов по своей риторике был удивительно похож на съезды советских литераторов, кинематографистов и архитекторов 30-х гг. XX века. На нём Михалков и Бурляев как безусловные представители Культуры 2 (их творчество формировалось при «золотом брежневизме») разгромили типичных представителей кинематографической «горизонтали» – Культуры 1 (Рязанова и Хуциева – чьё мировоззрение складывалось во времена хрущёвской «оттепели»).

(8)   На спинах пяти девушек татуируются картины, изображающие японских камикадзе, генералов, богов и микадо. А также горящие грифоны-самолёты, падающие на американские авианосцы. В этом изящном и агрессивном проекте нет ни грамма иронии. Его закрытость (элитарность) только доказывает теорему Паперного об иерархии как принципиальной модели Культуры 2.

(9) Редактор рупора гламурной культуры журнала «GQ» Николай Носков после культорологического митинга-перформанса ЕСМ «Viva la cultura!» в своём блоге заявил, что культура гламура закончена. Олигарх Михаил Прохоров в ответ на это якобы заметил Ускову: «Гламур умер, но я то жив» (аллюзия на цитату из фильма Тодоровского «Стиляги»: «в Америке стиляг нет, но мы то есть»). Налицо крах Культуры 1 – какой мы её знали в 90-х и 00-х гг.

«Геополитика.ру»

См. также:

Евразийская тайна Чингис Хаана

Йохр – великий евразийский обряд

Рейх голубого неба