1 октября в муниципальном культурном центре Дружба московским отделением ЕСМ был организован показ фильма Фридрика Тор Фридрикссона «Ангелы Вселенной». Перед началом фильма Константин Косенков прочитал свой комментарий.
Опыт комментария к фильму «Ангелы Вселенной»
НАЧАЛА
[Комментируется момент возникновения мелодии из мглы.]
Не так давно, в 2003 году, в кёльнском кинотеатре «Lupe 2» был представлен альбом Вольфганга Мюллера, художника, музыканта и писателя, в прошлом бурлившего на сцене во главе «Die Todliche Doris», урбанистического арт-панк-ансамбля, обаятельного своим насильственным клокотанием в духе Алана Веги и «Suicide» и вызывавшего ассоциации со мизантропичным Джирой и «Swans» на окровавленной цепи конца 70-х годов.
Андрей Горохов в культовой передаче «Музпросвет» на немецкой волне обозначил тему Мюллера: «Исландия – страна эльфов». Исландия, страна Эдды, мало открытая большому континенту, была всего лишь искажена по своему первообразу в «Лесном царе» Гёте. Огромный охранитель сакрального топоса Исландии – эльф, был по неправильному подстрочнику переведён в аморфные формы лесного царя.
Жюль Верн открыл свой алхимический вояж в горе на западе Исландии (что очень помпезно обозначил Рик Уэйкман, почётный эльф почтенного английского прогрессивного рока, в своём по-младенчески нарядном opus magnum «Journey to the Centre of the Earth»).
Звуковая дорожка фильма создана разумными «Sigur Ros», пост-роковым квартетом, пустынниками перед колеблемой стеною звука и Хилмаром орн Хильмарссоном, соратником Дженизиса П. Орриджа, что дарует туману вначале фильма оттенок песни смерти. Это звучащий туман, коррелятом к которому будет смертельное колыхание армий Психического Креста перед чертогами боли или абсолютной слепоты. Вспомним музыку П. Орриджа к фильмам Джармена. Мгла и тьма вступают в парный танец, чьё таинство заключается в приближении к смерти. С темой тумана входит тема тьмяной смерти.
НЕУСЫПАНИЕ
Вслед за мелодией фильм выскальзывает из мглистого Хеля на поверхность ровного мертвенного пространства, расцвеченного приклеенными квадратами и действие, выходя наружу, оставляет Исландию в европейском, но никак не континентальном контексте. Зря.
Исландия – страна, устремлённая вглубь, страна – модель маленького континента, что опускается в вулканическую пучину, в которой обретается внутреннее пространство полой Земли.
Исландия надстроена над миром подземным, чьё мглистое присутствие исполнено неземных, эфирных сущностей. Это эльфы, тролли, вся хтоника, в коей уверены исландские жители. (Андрей Горохов рассказывал, что в городском совете Рейкьявика есть чиновница, ответственная за эльфийские проблемы: «Однажды муниципальная колдунья обнаружила невидимую детскую песочницу эльфов. Вольфганг Мюллер согласно описанию её построил: песочница – это платформа, к которой поднимается широкая лестница». Чёрный исландский песок будет весьма значим в дальнейшем.)
ДОМ
[Комментируется момент отражения дома для безумных в воде.]
Центром притяжения фильма является дом боли. Отражение его света в водах развоплощается в тёмную вулканическую воду-субстанцию, которая также земля, и хождение по воде – это хождение по земле.
Вершина Исландии – земля гор. Если земля – это вода, то гора – это река, подножье горы – исток, устье реки – воды лепесток. Leatreamont, L'Eau Tres Amont. По фонетической каббале – это звучит как «Вода из самого Истока, из Верховья реки», – напоминает нам Дугин.
Земляная вода символизирует ниспадение чёрного тела и реализует начальную стадию фильма – рождение из тумана. Туман – это энигма. Энигматика ангелов сродни выявлению красной крыши дома, появлению красной майки героя из тумана вещественности, из земляной мглы.
Происходит удвоение образа (дом в тумане, герой в доме), идеально заполняя собой пространство, исход из которого всегда окончен безумием. Внутри дома с красной крышей герой аномально стабилен.
Ангел больше, чем феномен, но меньше, чем ноумен. Поэтому ангел есть ускользание, совмещающее движение и покой, из физического мира воспринимаемый как исход (понимаемый континуально). Ангел – актуализированная энергия, которая не по сущности, но по воле совершает новый прорыв (в продолжение своей миссии), как только осуществляет энтелехию. Актуализируя своей сущностью внутреннее замкнутое и завершаемое пространство Дома, ангел выносит себя наружу (как дома, так и тела) и воспаряет, не окружённый более законченным пространством, становясь ангелом Вселенной.
В оптике неоплатонизма ангел не совершает греха, покидая плоть как сочетанность границ, а реализует себя в текучей изменчивости ускользания. Уже хохочущая мёртвая плоть невозможна для бытия ангела, который в момент самоубийства плоти, на время зарифмованной с платоническим чувством, в момент своего падения, как плеть, высекает энтелехию, и ангел продолжает бытовать во плоти невидимой. Субстанциальная возможность ангела в этом мире выводит его в сферу, огранённую более тонко, чем чувственный мир.
Тело ангела (corpus) более образно, потому представимо как белый голубь или огненный дух, что, впрочем, едино, ибо ангельская природа – стихия белого огня.
Однажды я хотел написать рассказ об ангелах-самоубийцах, которой отражает идею о том, что ангелы наблюдают за людьми, сострадая их греховности и не умея её перенести. Человек достигает вершины своего греха - и его ангел переходит в параллельную реальность, что для человека видится самоубийством его хранителя. Идя по улице, он видит похороны, или - вернее - где-то рядом хлопает (от ветра) окно. Это уходит ангел. Многие люди, которые для меня незримы, с которыми я общаюсь на расстоянии и, возможно, никогда не увижу, - эти люди суть ангелы.
УСКОЛЬЗАНИЕ
Присутствие кристального Вотана в хрустальных снегах Исландии делает её пространством исчезновения, зарифмованного с лемурийской анти-Террой, островом-осколком. В то время, когда в Исландии были убиты последние две гигантские гагары, на Мадагаскаре уничтожили куцего дронта, и, реализуя хрустальный луч Гунгнира, составили миф о водворении в перевёрнутую Исландию всех иудеев. Скрещение клюва дронта с судьбой мифических иудеев.
Кагальное инферно воцарилось в Исландии как истинной Терре в момент заключения автономного государства в состав НАТО: «В тот момент, когда Исландия присоединилась к НАТО, хаос в моей голове был узаконен правительством».
Ангелический топос Исландии – нигде-центр – подобен manifestatio горы Меру или крепости Аламут, место na koja abad. Исландия является в погружении арктогейского континента, имплозия эта возвращает в стремление к центру, найти который можно только погрузившись внутрь, вглубь, в этнические топи лавовых болот. В лодке Наутилус совершается верное путешествие по направлению к центру вокруг его света за несколько дней и завершается у итальянской огненной горы.
Исландия – это Наутилус, вполовину погружённый в атлантидское море, и море сие, вотчина тёмных вод, делает Исландию не островом, а субконтинентом, который пророс через чёрные воды от великой гиперборейской мощи.
Субконтинент Исландия ориентирован на вулканическую энергию, пылающую золотистым огнём. Вулкан на Северном полюсе. Евхаристия Адама Кадмона, Митры, развоплощённого в кристального Христа.
СИЛА
[Комментируется момент самоубийства главного героя.]
В типологии исландского язычества и восточного христианства функционально различные ангелы и эйнхереи (о чём напоминает нам Эгиль Скалагримссон) объединены своей дискретной ролью. Ангельский континуум даёт возможность деления бытия, его преломления, ангелические зёрна свободно осыпаются на землю, позволяя совершаться евхаристии как эзотерической брани между двумя возможностями выбора.
Мигель Серрано написал в «Нашем мировоззрении»: «В мистерии воплощения Одина нет фундаментальных отличий от мистерии воплощения эзотерического Христианства, от евхаристической мистерии Мессы или Мезе? Что значит дословно посев, урожай».
Ангельский блицкриг отрицает время и утекает в щель ритмического провала. Поясним: на последнем ударе двери перед исходом ангела возникает катартический момент интеграции ангела и всех сочувственных:
«… Припомним маленький акустико-мнемонический фокус, так увлекавший нас в детстве, – определим, который час, когда часы уже пробили, а мы по рассеянности не услышали. Для этого вызовем в себе внутреннее эхо – длительность боя и пауз между ударами – восстановим в памяти музыкальную фактуру, индивидуальный ритм.
Однако не будем отдаваться поискам прямых аналогий: в книге «Фактура времени» (1924) современный философ, предостерегая против линейного сопряжения акустики и хронологии, цитирует вымышленного писателя: “Время и сознание находятся в отношении метафизической инверсии. Контрапункт. Можно перекачнуться через интервал меж синкопированных биений, и, оказавшись над Временем, ощутить осязаемый укол (pin), проецирующий привычное мнение (opinion) о Времени как призрачной составляющей пространства (обладатели лакейского «мнения» не подозревают, что в нём самом глупые, гнусавые сонанты – недовоплощённый шум, однако и не тон, – как плотина, задерживают благодатную глоссолалию гласных – обертонов Времени, – звуки и их тени). Время связано со слухом (Джон Шейд), но Время – это пауза, а звук, звон, шелест невидимых – представляемых – крыльев – пример мимикрии, каламбур (pun) нашей психики”. Осторожно, кавычки закрываются.»
Текст воспоминает Набокова, чей роман о Доме воспламеняет парадигму фильма через экстатическое озарение Эстотии, земли близ Полярного круга, навершии арктической стрелы, упомянутом Джоном Мильтоном в «Потерянном рае». Возвращение Дома боли, обретение рая суть гиперборейский гнозис. Эстотиландия суть Исландия, земля твёрдой воды.
